Не пропасть даром

Наши клиенты, в основном, жертвы пыток и люди, чьи родственники пропали без вести после того, как были задержаны агентами государства или были убиты, причем не только во время боевых действий 1999-2002 годов. Внесудебные казни на Кавказе есть до сегодняшнего дня. Мы помогаем жертвам и их родственникам обратиться сначала в местные органы, чтобы потребовать от них раскрытия преступлений и наказания виновных, но, к сожалению, на сегодняшний день Россия не готова расследовать эти преступления, а потому мы обращаемся в Европейский суд по правам человека в Страсбурге (ЕСПЧ). Мы подали из Северного Кавказа порядка 200 жалоб и на сегодняшний день выиграли 90 дел. 90 дел из 90 рассмотренных.

Но если говорить о статистике, то не только наша организация занимается такими делами: есть Международный центр содействия Карины Москаленко, есть правозащитный центр «Мемориал». Так вот, если взять жалобы по так называемым чеченским делам (хотя теперь есть небольшой процент и из других республик), то на 1 июля 2010 года ЕСПЧ вынес 146 постановлений. Не все они уже вступили в законную силу, но почти нет сомнений, что в них ничего не изменится. Из этих 146 дел по 145 суд нашел со стороны России нарушения по хотя бы одной статье Европейской конвенции по правам человека, чаще всего самого фундаментального права — права на жизнь. То есть Россия проиграла все дела, кроме одного. Но в этом одном деле, которое Россия вроде как выиграла, уже после того, как заявитель обратился в Страсбург, правоохранительные органы в Чечне нашли и приговорили к заключению убийцу российского солдата. А потому ЕСПЧ по этой жалобе не принял решение по существу — ведь заявитель уже получил справедливое решение внутри России, а в Страсбург можно обратиться только в том случае, если суды и правоохранительные органы страны нарушают права граждан и нет возможности получить справедливость.

Если говорить о нашей обычной работе на Северном Кавказе, то люди — чаще всего родственники жертвы — обращаются к нам довольно поздно, через несколько лет после того, как имело место правонарушение. Во-первых, обычно до момента обращения они просто не знают о нашей организации. Во-вторых — и это я слышу от людей довольно часто, — они боятся обращаться куда бы то ни было, ведь большая часть людей, против которых направлены их жалобы, находятся у власти. И это беспокойство надо принимать всерьез, потому что в 2002-2003 годах были случаи, когда заявитель, который обратился или только собрался обратиться в ЕСПЧ, сам исчезал или был убит. Есть одно дело, где семья заявительницы и сама заявительница были убиты, скорее всего, теми же военными, на которых они собирались подавать жалобу. В первый раз ее избили, обращались с ней нечеловечески просто, во второй раз — убили ее саму и всю семью.

Еще одна причина того, что с момента правонарушения до подачи жалобы проходит много времени, заключается в том, что люди надеются, что добьются хотя бы чего-нибудь внутри России. Правоохранительные органы дают им формальные отписки: возбудили уголовное дело, приостановили, возобновили — и так продолжается вечно. В принципе, по всем «чеченским» делам, по которым Европейский суд по правам человека вынес постановления, Россия говорит: уголовное расследование еще не закончено, а значит, заявитель преждевременно обратился в Страсбург. ЕСПЧ, конечно, рассматривает обстоятельства каждого дела отдельно, но не было еще ни одного случая, когда суд сказал бы, что люди должны были еще подождать. Если три-пять лет ничего не происходит — даже уголовное дело два года не возбуждается! — ЕСПЧ считает, что проходить все внутренние инстанции неэффективно и бесполезно.

Но если заявитель никуда не обращался внутри страны, то его заявление не будет принято в Страсбурге. Даже если это самое страшное правонарушение, надо, чтобы власти знали о нем. При этом внутри России, конечно, далеко не всегда люди делают официальные обращения и заявления. Решения ЕСПЧ касаются порядка 300 человек убитых или исчезнувших. Если сравнить это со статистикой правозащитных организаций о том, сколько людей были убиты или исчезли (есть оценка, что исчезнувших в Чечне с 1999 года — от трех до пяти тысяч человек), то становится понятно, что большинство людей просто боятся куда-либо обращаться. Есть много примеров, когда люди делают это только неофициально, и мы не можем им помочь, так как не можем доказать суду, что правоохранительные органы знали о преступлении.

В большинстве обращений по поводу исчезновения людей, которые доходят до Страсбурга, речь идет о делах, в которых все признаки (военная техника, форма, показания свидетелей) указывают на то, что действия совершены военными. Но пока не обнаружен труп, люди все же надеются, что родственники найдутся, их отпустят. Бывали, конечно, случаи выкупа, когда люди выкупали своих родственников или их трупы, но бывает, что люди отдавали деньги, а человек не появлялся.

Был один случай, когда нашей заявительнице пришлось купить видеозапись, на которой было запечатлено задержание и избиение ее мужа, снятую самими солдатами. Военный, который продал ей пленку, сказал, что запись есть в материалах уголовного дела. Следователь это подтвердил, но не смог объяснить, почему делу не дают ход. В итоге, чтобы отправить запись в Страсбург, нашей заявительнице пришлось ее купить. И Страсбургский суд в качестве компенсации за материальный ущерб дал указание правительству вернуть ей 1000 долларов. Это уникальное дело: суд впервые, по сути, сказал, что надо возвращать взятки. Ну а в качестве морального ущерба наша заявительница получила 50 000 евро.

Кстати, размер компенсации с начала этого года увеличился. Тут нет никакого тарифа, каждое дело индивидуальное, но раньше сумма компенсации за убитого или пропавшего без вести родственника обычно назначалась в 35 000 евро, а теперь выросла до 60 000 евро. ЕСПЧ принял уже много решений и видит, что ничего не меняется, а потому, вероятно, пытается воздействовать сильнее доступными средствами.

Есть дела, где сами правоохранительные органы, местная гражданская прокуратора, установила индивидуальных военных — с ФИО и данными о батальоне, — которые виновны в исчезновениях и убийствах. Но по УК РФ если правонарушения совершены военнослужащими, дело должно быть передано в военную прокуратору. И вот, даже если доказательства собраны — а в нескольких делах просто есть видеозаписи, где сами солдаты сняли свои преступления, — военная прокуратура постоянно отказывается эффективно расследовать дело. Следователи, например, могут утверждать, что данный солдат уволился из вооруженных сил и обнаружить его они не могут. Есть одно дело, где военная прокуратора говорит: извините, но этого генерала российской армии мы не можем найти для допроса.

В первом деле, которое наша организация выиграла против России, есть сделанная журналистами видеозапись, на которой российский генерал Александр Баранов в конце короткого допроса молодого чеченца говорит своим подчиненным: «Увезите его отсюда. Мочите. Казните. Застрелите его. Вон отсюда». И человек исчез, даже трупа его не нашли. Сначала дело год расследовала военная прокуратура, потом она передала его в гражданскую — в связи с тем, что видеозапись не показывает причастность военных. В конце концов через полтора года после событий и после многократных обращений родственников дело все же возбудили. В 2004 и 2005 годах генерала дважды допрашивали, но не в качестве подозреваемого, а просто как свидетеля. А еще была проведена комплексная экспертиза, которая пришла к выводу, что слова генерала не были приказом, потому что он не имеет таких полномочий. По результатам этой экспертизы они отписали в Страсбург: раз не было приказа, подчиненные его и не исполнили. Ну а генерала Александра Баранова президент Владимир Путин лично наградил орденом Героя России и назначил командующим всех российских войск на Северном Кавказе. Сейчас Баранов на пенсии.

В официальную статистику правонарушений в России включаются дела, где один военный наказан за преступления против другого военного, но дел, где военнослужащие были наказаны за убийство или исчезновение гражданского лица, очень мало. По моим данным, нет ни одного дела, где представитель государства был бы осужден именно за то, что потерпевший исчез. Есть одно дело, где человек после жестких пыток исчез, но военнослужащий Сергей Лапин был наказан только за пытки человека, а не за его последующее исчезновение.

Когда читаешь материалы некоторых дел, просто волосы дыбом становятся. Например, бывает, что есть постановление о возбуждении уголовного дела, потом устанавливается, кто были виновные, а потом есть постановление о приостановлении уголовного дела в связи с тем, что правоохранительные органы не могут установить личность виновных. Конечно, в Страсбурге Россия такие дела проигрывает.

Еще было дело об исчезновении в Чечне человека, который был задержан представителями государства 30 ноября 2003 года. Когда дело уже было подано в Страсбург, Россия в ответ на жалобу, среди прочего, указала следующий факт: человек не мог быть задержан военнослужащими в тот день, который указан в деле, потому что спустя семь дней он голосовал на думских выборах в Чеченской Республике. Как и те двое, что исчезли вместе с ним. Так что, по словам российской стороны, никакого задержания, а уж тем более исчезновения, не было — как же они исчезли, если потом голосовали? При этом российские власти не представили никаких документов, а просто написали: «по данным ФСБ».

Во многих делах проблема в том, что Россия не предоставляет материалы по делу, как того требует суд. Качество работы юристов улучшается, меморандумы становятся все лучше, но если представитель России в ЕСПЧ не получает нужную информацию, то он просто не может ничего сделать. Я, конечно, не знаю внутренней кухни, но понятно, что он зависит от других органов РФ.

Или есть дело, которое ЕСПЧ пока не рассмотрел. Молодой чеченец был задержан в Грозном, его жестоко пытали, потом, уже при смерти, увезли, а его тело так и не было найдено. Интересы отца этого юноши в суде защищал Стас Маркелов. По этому делу одного омоновца, уже упомянутого Сергея Лапина, привлекли к ответственности — после того, как про это много писали Наталья Эстемирова и Анна Политковская, а он, как говорят, последней угрожал. Но есть еще два командира этого Лапина, против которых уголовное дело приостановлено в связи с тем, что их местонахождение невозможно установить. Одновременно эти двое, которых невозможно найти, спокойно дали интервью «Российской газете».

При этом понятно, что обязанность справедливого суда, обязанность РФ — наказать выявленных виновных. Но для меня, как для представителя Russian Justice Initiative, главная цель не бесконечно наказывать исполнителей приказов, а изменить систему — жестче наказывать командиров и тех, кто покрывает их дела и саботирует расследование.

Согласно статистике заявлений в Европейский суд по правам человека Россия нарушала право на жизнь больше, чем все остальные страны Совета Европы вместе взятые. При этом она успела стать чемпионом всего за 12 лет, хотя большинство других стран находятся в этой системе больше 50 лет. По решениям ЕСПЧ Россия должна выплачивать денежную компенсацию за ущерб.

Какова польза от решений суда? Ну, во-первых, Россия выплачивает деньги пострадавшим, а во многих случаях это очень важно, потому что речь идет об исчезновении молодых мужчин, кормильцев семьи. Во-вторых, когда заявитель выиграл дело в ЕСПЧ, мы помогаем ему снова обратиться в правоохранительные органы внутри России, указывая на то, что решением международного суда были выявлены нарушения со стороны агентов государства. А из того, что Россия подписала Европейскую конвенцию, вытекает обязательство: когда ЕСПЧ вынес решение, что расследование было проведено неэффективно, Россия должна начать вести это дело эффективно. В стандартной ситуации просто возобновляется уголовное расследование и пишется бумага, что ведется работа по устранению ошибок, указанных в решении ЕСПЧ. Но мы ничего конкретного не знаем о том, что делают правоохранительные органы, потому что по российскому УПК, пока расследование не закончено, потерпевший не имеет права ознакомиться с материалами уголовного дела. А однажды в ответ на наше письмо в правоохранительные органы о результатах рассмотрения дела ЕСПЧ мы получили смелый ответ: мол, они сами еще раз посмотрели — и в Страсбурге ошиблись, виновные не являются агентами государства.

В общем, насколько я знаю, ни по одному из 145 дел, которые уже были проиграны Россией в Страсбурге, внутри страны никто не был привлечен к ответственности. Но наши заявители продолжают на это надеяться, а мы пишем доклады и пытаемся оказать давление на Россию через Европу.

Записала Мария Привалова