Правила жизни Алексея Пажитнова
Я изобрел тетрис для собственного удовольствия. Только так и можно что-то изобрести.
Я был самым нормальным школьником, но весь дневник у меня был в замечаниях. Активный ребенок в советское время волей-неволей нарушал дисциплину.
В молодости работать проще — больше сил, больше интереса, больше любопытства. А еще легче переносишь неудобства.
Я не чувствую ответственности за молодежь, которая подсаживается на компьютерные игры. Я даю им не глупости, а счастье. Есть книги, но чтение — как и просмотр телевизора — занятие пассивное. Оно просто будит воображение, но человек ничего не создает сам. Единственное конструктивное развлечение, помимо спорта, это игры.
Каждый раз, когда я захожу в магазин головоломок, я обязательно там что-нибудь покупаю.
Я не лучший игрок в тетрис. Есть профессионалы, которые такое творят, что сложно представить. Обычно это неуспевающие школьники. Как мне соперничать с ними?
В тетрисе использовано семь фигур, и это удача, потому что семь — это размер оперативной памяти человека. То, что человек может легко запомнить. Семизначный телефон вы можете запомнить, а вот восьмизначный — уже сложнее. Группа из семи человек — максимальная группа людей, которая может обойтись без начальника. Восемь — как бы они ни дружили — скоординироваться они не смогут. Я это по опыту походов знаю.
Когда я создал тетрис, многие шутили, что его разработали для того, чтобы дестабилизировать экономику США. Но кто-то не понял шутки, и в один момент стали говорить, что так оно на самом деле и было.
Я никогда не думал об эмиграции, это получилось само собой. В начале девяностых мой друг Владимир Похилько уговорил меня уехать. Сказал, что мы должны понять, каково это — работать за границей. Мы поехали туда на некоторое время, но потом приехала моя семья, потом появился собственный дом, а потом — глядишь, я уже там живу.
Спилберг человек очень саркастический. Когда мы встречались, ему кто-то сказал, что я тот человек, который придумал тетрис. Тут он говорит: «Да? А можно я до вас дотронусь?»
Когда я встречаюсь с друзьями, мы во что-нибудь играем. Но почему-то люди стесняются этого — и здесь, и в США. Всем кажется, что игра — это стыдное занятие, пустая трата времени. Но я так не считаю.
Жизнь в США отучила меня от лжи. В России часто врут по мелочам. Здесь считается нормальным немножечко соврать, чтобы в чем-то оправдаться. Например, сказать, что не перезвонил, потому что телефон не работал. В Америке вам скорее занудно и с дурацкими подробностями объяснят почему чего-то не сделали, чем соврут в два слова.
Меня раздражает, что в Москве никто не оставляет на мобильном телефоне сообщений. Американец — всякий раз, когда ему предлагают оставить сообщение, так и делает. Но у русского человека перед этим какой-то барьер.
Москва изменилась сильно, но я не считаю, что она испортилась. Появилось много дурацких скульптур и зданий, но мне кажется, что не нужно воспринимать их как что-то вечное. В Америке, например, такие вещи легко сносят и ставят новые.
Я не очень интересуюсь тем, что происходит в России. Политика — это вещь, за которой нужно следить издалека.
Деньги для меня многое значат, но я не тот, кто много тратит. В ресторане я не буду заказывать себе что-то менее вкусное только потому, если это дешевле. Но я и не буду покупать себе одежду только потому, что она дорогая и модная.
Ученый в моем представлении — это человек страшно любопытный и занудный. Я не любопытный, поэтому я не ученый.
Моя жена в игры не играет. Она к играм относится как к реальности — для нее это то, что приносит в дом деньги.
Я горжусь тем, что мои дети играют в мои игры.
Нельзя быть средним математиком — можно быть либо гениальным, либо вообще не быть математиком.
Что такое окончательная победа в игре? Вдумайтесь в ужас этих слов.