Правила жизни Людмилы Алексеевой
Мое любимое дело — защищать права человека.
У меня есть книжка, которая называется «Поколение шестидесятников». Я дам вам эту книжку, потому что она полезнее, чем мой затрудненный разговор.
В три года, когда мы жили в Симферополе, я ходила одна гулять во двор. На случай, если я потеряюсь, меня заставили выучить адрес: улица Декабристов, дом 25. Несколько лет назад крымские татары пригласили меня в Симферополь. Я приехала и говорю: «Я жила в этом городе до трех лет. Улица Декабристов, дом 25». Они спрашивают: «Хотите посмотреть?» И какой-то доброволец повез меня туда на своей машине. Мы доехали до дома 17 и остановились, потому что дальше ничего не было. Стадион построили.
Я неприхотлива, потому что пережила войну. Когда мы с мамой вернулись из эвакуации, нас поселили на пятом этаже без лифта, отопления, водопровода и без газа. Свет давали на два часа в сутки, умываться я ходила во двор на колонку, а в туалет мы с мамой по утрам и вечерам ходили на Киевский вокзал.
Думаю, я стала правозащитником потому, что увидела, на что люди способны ради победы в войне и как потом этих людей втаптывали в грязь.
В 1950-м я пошла в аспирантуру на кафедру истории партии. Почему? Я уже понимала, что в стране что-то не так, но поговорить об этом было не с кем. И я подумала: надо пойти прочесть всего Ленина и понять наконец, что происходит.
Когда Сталин умер, я плакала. Это как сейчас: если не Путин, то кто? Все вытоптал вокруг, а люди говорят: больше никого нету. Ну и я тогда думала так же. Все вокруг Сталина казались такими ничтожествами, что была только одна мысль: как жить-то дальше будем.
Я высоты боюсь и глубины боюсь, а людей не боюсь.
Когда я научилась быстро печатать на машинке, я стала выпрашивать у знакомых разные запрещенные книги и печатала, скажем, четыре экземпляра — один себе, а три переплетала и дарила знакомым. Думаю, решение пригласить меня в Московскую Хельсинскую группу (старейшая правозащитная организация России, основанная в 1976 году. — Правила жизни) было связано с этим — ведь документы кто-то должен был печатать.
Предавали ли меня? Не припомню.
Мое правило: никому не грубить. Этому меня научила бабушка. Если человек с тобой разговаривает вежливо, отвечай ему так же вежливо. Если человек грубит, вообще не отвечай ему. Так и живу.
Есть у меня одна суперспособность: я никогда не ссорилась с людьми.
Я не испытываю к Путину ни презрения, ни ненависти. Я правозащитник, а правозащитник обязан сотрудничать с любой властью, потому что именно представители власти нарушают права человека. Я со всеми общаюсь, и в том числе с Владимиром Владимировичем Путиным, нашим президентом. Я всегда обращаюсь к нему в надежде убедить. Пока мне это удается.
Нет такого государства, где не нарушались бы права человека.
Своих детей я никогда не наказывала. Но это не потому, что я такая добрая, а потому что не разработала систему наказаний. Ведь если уж наказывать, то надо, чтобы была система, чтобы человек знал: за это и то всегда наказывают. А один раз наказать, а другой раз за то же самое не наказывать — это глупость.
У меня нет голоса, а петь я люблю. Поэтому я пою хором — когда меня не слышно.
Зимой на митинги я хожу в сапогах и пальто. Мне нормально без теплых подштанников, и я вообще не хожу в брюках. Правда, в Америке я купила себе джинсы. Попыталась их надеть, но до того неудобно оказалось, что я их тут же сорвала.
Главное в жизни — это не вредничать.