Это странное место «Камчатка»

Александр Мурашев пишет книгу об учителях и школах, меняющих мир и нас самих. Мы публикуем главу, посвященную лагерю «Камчатка» Филиппа Бахтина.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Глава 8.
Это странное место «Камчатка»

Единственный совет, который я могу дать: не открывайте «памятку вожатому "Камчатки"», если у вас есть срочные нерешенные вопросы. Я допустил эту ошибку, пробежавшись по нескольким первым пунктам: «С детьми почти никто никогда не разговаривает. Чем больше вы с ними будете говорить — тем лучше будет наш лагерь»; «Если вы хотите отчитать ребенка, делайте это один на один. Если хотите похвалить – делайте это прилюдно»; «Следите за обещаниями. Обещали вернуться через десять минут — вернитесь».

Четыре часа спустя, уже на краю эстонского острова Сааремаа, я обнаружил, что всё еще читаю напоминания вожатым. И хочу согласиться с каждым словом.

«Чтобы родить танцующую звезду, нужно носить в себе хаос» — цитата Ницше первой встречает меня на территории лагеря. Жизнь «Камчатки» буквально разделена на две половины дорогой, по которой почти не ездят автомобили. С одной стороны — россыпь палаток и деревянных домиков, с другой — космический шатер на берегу моря, где все собираются вечером и оценивают результаты дня. Здесь всегда знаешь, где найти что-то сосредоточенно придумывающих детей, а где погрузиться в обсуждения вожатых, из которых при желании можно составить отдельную методичку.

Метафора напрашивается сама собой: «Камчатка» — живой организм, где организованно функционирует множество клеток. Ровно в девять утра мозг посылает сигнал взбодриться и построить план на день. Основатель лагеря Филипп Бахтин объявляет задание, неизменно погружающее большинство собравшихся в состояние стресса. Сделать шесть фильмов, поставить мюзикл, снять два клипа от каждого отряда — что бы это ни было, дети узнают об этом утром, а закончить должны уже к вечеру. В полдень, пройдя стадии сомнений, отрицания и приятия, организм впадает в короткий дневной сон. Вожатые разбредаются по лагерю, размышляя о том, как успеть сделать к вечеру то, что еще даже не придумано. Затем организм собирается и работает на пределе своих сил, чтобы вечером выдать больше, чем от него требовалось.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Уже скоро понимаешь, что «Камчатка» — это лагерь, куда дети должны отправлять на лето своих взрослых. «Родителям я говорю прямо в глаза: мне хочется, чтобы вожатым было интересно, потому что мы делаем лагерь для них, — говорит мне Филипп. — Дети это чувствуют и тоже заражаются этим интересом». А еще понимаешь, что нет никакого «контакта с ребенком» — есть контакт с человеком. «Когда-то мы набирали сотрудников для большого проекта "Страна детей", и у нас был один пункт, по которому всех кандидатов отсеивали тут же: когда человек приходил со словами "Я люблю детей", — объясняет Филипп. — Это что вообще значит? Он педофил? Маньяк? Все люди с некоторым умилением и теплотой относятся к детям. И когда кто-то заявляет: "Мое уникальное предложение в том, что я люблю детей", для меня этот человек — просто болван».

Всё, что здесь произойдет на моих глазах, — наглядный пример, что для общения с детьми не нужен диплом учителя или годы работы в школе. Никто из приезжавших за восемь лет вожатых — и в первую очередь сам Бахтин — вообще не похож на преподавателя. «Я совсем не считаю себя учителем, — подтверждает Филипп. — С точки зрения общепринятых требований к этой профессии я — суперподозрительный человек. Но если я что-то и умею как педагог, то это из разряда общечеловеческих навыков. Если ты в принципе хреновый человек, это особенно проявляется в разговорах с детьми: когда ты унижаешь их, а потом пытаешься грубостью исправить свою же неловкость. Я очень часто сталкиваюсь с людьми, про которых мне говорят "это профессиональный педагог". Глядя на этого человека, я понимаю, что не хочу, чтобы он общался с моими детьми. Я не могу оценить, как он преподает, но он не умеет разговаривать или очевидно не справляется с какими-то сложными эмоциями».

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
ОСТРОВ, НА КОТОРОМ НЕТ ВЗРОСЛЫХ

Пережить первый день оказывается все-таки не таким сложным испытанием. Почти как в завязке самого известного романа Агаты Кристи, на острове собираются люди, большинство из которых видят друг друга впервые. Как говорит Филипп, тут не нужно никакого отбора: просто само предложение поехать в странное место незнакомой компанией и заниматься там странными делами — это уже отбор. Одна из вожатых «Камчатки» накануне рассказала мне про собеседование у Бахтина, буквально состоявшее из пары общих вопросов. «И это всё, что вы хотели спросить? А если я что-то сделаю с детьми?» — удивленно спросила она Филиппа. «Ты просто за секунду всё считываешь, — объясняет мне Бахтин. — Я уже по опыту внимательно отношусь к тому, хотят люди ехать или нет. Говорю им: "Вы поедете бесплатно возиться с чужими детьми, спать в палатке, и еще я буду давать вам задания". Они отвечают: "Интересно, давайте попробуем!" Куча циничных и рациональных людей отсеивается уже на стадии задания. Если человек просится приехать — это важно. Если его надо уговаривать — не стоит даже пытаться, всё кончится плохо».

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

«Сегодня эмоционально сложный день: мы ставим аудиоспектакль, — сообщает Диана, первый вожатый, которого я встретил. — Большинство детей не особенно хорошо играют, да и среди вожатых далеко не все актеры». Диана впервые попала в лагерь в тринадцать, когда смены проводились еще во Пскове и, по описанию очевидцев, напоминали «романтичный междусобойчик». Пять раз она ездила как участник, сейчас уже третий раз руководит отрядами. «Когда становишься вожатым, понимаешь кучу вещей, — рассказывает Диана. — Ребенком тебе кажется, что иногда взрослым в лагере на тебя пофиг. А на самом деле всё настолько наоборот, что даже хорошо, что дети не знают, насколько подробно их обсуждают». Помолчав, Диана добавляет, что не знает, кем была бы без «Камчатки» — именно здесь она окончательно поняла, что хочет быть искусствоведом.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Первые дни в лагере ощущаешь себя сценаристом, нанятым писать репризы в штат опытных авторов. Каждый вечер на планерках Бахтин впроброс выдает идеи, вызывающие только один вопрос: есть ли грань, где они закончатся? Рэп-баттл по поэзии Серебряного века, «день молчания» с последующими личными откровениями, «театр носков», соревнования по боттл-флипу — это только несколько примеров. Пока остальные вожатые на лету подхватывают идеи, ты всерьез размышляешь, что бы сам делал в таких условиях. Возможно, для этого и нужны взрослые смены, которые пока проводятся один раз в год: ощутить, что обратного пути уже нет. Хочешь не хочешь, неизбежно увезешь отсюда частичку творческого безумия. «Мои самые счастливые моменты детства — те, когда мои родители дурачились, — говорит позже Бахтин. — И я совершенно точно вижу это и по своим детям. Вот ты живешь в мире, где над тобой где-то сверху папа и мама, которые преследуют тебя за все, что ты делаешь неправильно... И вдруг папа встает на карачки, начинает ходить по квартире на четвереньках, и ты понимаешь: "Блин, он такой же дол***б, как и я". Можно делать всё что хочешь! Это такое облегчение, ты просто счастлив в этот момент. Все родители валяют дурака, но, как правило, они это делают раз в сто лет. А здесь в лагере ты живешь в мире взрослых, которые ведут себя как попало. И ты думаешь: "Это клёвое место!" Поэтому дети тут счастливые».

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Привыкая к ночам в спальном мешке, я размышляю над основным принципом «Камчатки»: максимально выдернуть тебя из привычной жизни. Почти в каждой смене можно встретить детей знаменитостей, но никаких дополнительных очков это никому не дает. Вы все так же будете встречаться в очереди в душ, а по вечерам расходиться по палаткам. «Всё, что мы тут делаем, — это вторжение в их личную жизнь, — говорит Филипп о детях в лагере. — Они привыкли спать в своей кровати — до свидания, все спят в палатках. Они привыкли к друзьям и хотят общаться с ровесниками — ничего подобного, тут разновозрастные отряды и никого из приятелей. Они привыкли к маме и папе — близких рядом нет. Никакого привычного расписания, совершенно другие задания. В жизни такой путь сотворчества возникает очень сложным путем. А я не знаю большего кайфа, чем делать какое-то общее дело с единомышленниками. Ни пьянство, ни наркотики, ни путешествия — ничто так не вставляет. Если ты занимаешься творчеством в каком-то красивом месте, если тебя выдернули из твоей обычной жизни — вот это просто счастье. Но детский лагерь тащит за собой кучу ответственности и ограничений. Поэтому для меня всегда идеальной ситуацией был взрослый лагерь, просто на это нет такого спроса. Но если история со взрослыми будет развиваться, то я не уверен, что со временем буду делать пять детских и одну взрослую смену. Скорее наоборот». Взрослая смена получила название Something — фестиваль, где зрители сами становятся участниками. Пока в нем участвовали пятьдесят человек. Масштаб по замыслу Бахтина — десять тысяч человек.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
И НЕМЕДЛЕННО СДЕЛАЛ

«Пожалуйста, закройте глаза», — предупреждают дети перед началом спектаклей. Диана была права: многим детям «выразительное чтение» явно дается непросто, но атмосферу хорошо дополняет музыкальное сопровождение. Отвечающие за саундтрек дети с ложками и тарелками рассаживаются по периметру шатра, пока другие участники отряда при тусклом освещении ламп читают притчу Ганса Христина Андерсена о соловье. Следом объявляют: «Все звуки, которые вы сейчас услышите, были записаны одним из участников отряда вживую». Под тревожный саундтрек начинается аудиоспектакль по рассказу Стругацких «Забытый эксперимент». Отряд музыканта Василия Зоркого экранизирует «Жутко близко и запредельно громко». А под руководством актера Евгения Цыганова дети читают отрывки книг о войне — включая хрестоматийную «Войну и мир». Всё выглядит куда лучше, чем можно ожидать от детской самодеятельности.

Вот так выглядит репетиция аудиоспектакля под руководством Евгения Цыганова:

Но лично для меня настоящая жизнь «Камчатки» проявилась даже не в сумасшедших заданиях, а в общении между вожатыми. Чаще всего здесь можно услышать одну мысль: пытайтесь получить кайф в процессе, результат фактически не важен. Бахтин постоянно спрашивает — как вам эта идея? Что вы хотите сделать? Стоит в ответ появиться какой-то неуверенности, как Филипп тут же предлагает другую, пока стройный хор голосов в вожатской ее не поддержит. «Куча приезжавших сюда профессионалов всё время говорит, что главное в "Камчатке" — привычка доделывать всё до конца, — рассказывает мне Филипп. — Бэнкси однажды в интервью сказал, что самая распространенная в мире проблема — талантливые люди, которые ничего не сделали. А здесь от нее есть некоторая прививка. Да, может получилось и говённо, но ты доделал до конца и, во-первых, ты себя уважаешь. Во-вторых, ты говоришь: "Ну теперь-то я знаю, как надо". Ты делаешь шаг и куда-то идешь. Иначе будет так: "Ну нет, это не получится, сделаю другое. Ну это тоже, наверное, не получится. Тогда вот это. Блин, это дорого!" И ты сидишь на месте. А здесь за одиннадцать дней ты делаешь так много шагов, столько всего уже произошло и забылось, что создается полное ощущение, что прошел год».

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Последним пунктом в официальном списке того, чем дети занимаются в «Камчатке», идет пункт «Иногда спят». Когда-то в лагере не было отбоя вообще — в результате одуревшие от свободы и не спавшие пару суток дети сами понимали ценность сна. Время окончания веселья теперь установлено (три часа ночи), но свободой многие дети распоряжаться так и не научились. Некоторые по-прежнему воспринимают вожатых личным тур-гидом, ответственным за каждую минуту своего пребывания в лагере. До трех ночи идет показ фильмов по личному выбору вожатых и ночные «сессии», когда взрослые говорят о чем-то интересном для них с детьми. Если пройти мимо вожатской в шесть утра, то можно услышать, что разговоры между взрослыми еще не закончились. Но ровно в девять все с довольно бодрым видом уже присутствуют на линейке. Я вспоминаю, как однажды голливудские знаменитости отвечали на вопрос «Какой фантастической сверхспособностью вы хотели бы обладать?». Актриса Джанин Гарофало ответила: «Возможностью не ложиться спать до глубокой ночи, а утром выглядеть как ни в чем не бывало». По-моему, приезжающим в «Камчатку» кто-то все-таки раскрыл этот секрет.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
ПОЗИТИВНАЯ СЕКТА

«Давайте заставим их обыграть все киношные клише», — предлагает на ночной планерке Филипп, а уже утром всем отрядам объявляют задание. Снять фильмы на темы «Муж понимает, что жена ему изменила»; «Становится очевидно, что таких, как наш герой, много»; «Герой не может продолжать пытаться и сдается». Оглядев сидящих с заинтересованным видом, Филипп добавляет: «Уважаемые вожатые, вы записываете задания или покупаете билеты в Москву?»

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Каждая впечатлившая меня школа, в которой я побывал, была прямым отражением идей и взглядов ее основателя. «Камчатка» — по сути, и есть Филипп Бахтин: «позитивная секта» под руководством одного из самых неординарных героев российской журналистики. В 2011 году Филипп оставил пост главного редактора русского Правила жизни — как обычно пишут в таких случаях, «на пике карьеры». «Там было просто суперскучно и неинтересно, — вспоминает Бахтин. — Это была хорошая работа, на которой я отвоевал себе кучу всего: прав, возможностей, денег... Но все наши попытки сделать из журнала что-то более грандиозное упирались в то, что нам предлагалось это делать на энтузиазме, без какой-либо поддержки. Куча наших идей потом стали общим местом: например, бары под брендом издания. В том, чтобы "бросить карьеру", не было никакого подвига или героизма. Пришли инвесторы, которые хотели построить "Страну детей": идеальный детский город, в котором не будет ни вожатых, ни программ, в котором дети будут жить самостоятельно. Эти люди хотели, чтобы я сделал для них детский журнал. А я с ними яростно спорил и ругался, объясняя, что у них идеалистическое представление и они вообще не понимают, о чем говорят. У меня к тому времени уже был опыт создания детских лагерей — в "Камчатке" во Пскове. В итоге инвесторы сказали: "Если ты такой умный, давай-ка сам и делай". За несусветные деньги мне предложили заниматься тем, что я делал бесплатно, и я недолго думал над этим предложением. То, что эта авантюра провалится, я не боялся: было понятно, что в Правила жизни я в любом случае больше сидеть не буду».

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Авантюра действительно провалилась — в 2014 году «Страна детей» закрылась под грузом долгов, а лагерь «Камчатка» переехал на остров Сааремаа и снова стал тем, чем был изначально: маленьким независимым проектом талантливых людей, получающих кайф от творчества без оглядки на деньги.

Вечером мы смотрим получившиеся фильмы — какими бы они ни были, каждая работа срывает овации. Я гадаю, какие из увиденных во время репетиций идей войдут в окончательные версии. Особенно говорящая Муму, убеждающая Герасима не совершать опрометчивого шага. Этот предложенный детьми сюжетный ход так насмешил самого опытного вожатого Василия Зоркого, что стало понятно: такое точно не снимут. Через несколько минут на экране появляется герой с мешком наперевес и, как не трудно догадаться, с ним разговаривает Муму. Идеи, предложенные детьми, иногда действительно удивляют: так, однажды в «день документального кино» один отряд снял короткую ленту This camp is hated — гомерически смешное исследование ненависти местных жителей к лагерю «Камчатка»:

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
СТРАННЫЕ ТАНЦЫ

У легендарного фотографа Антона Корбайна есть в запасе прием, как заставить танцевать любого: с первыми тактами песни двухметровый нескладный Корбайн выпрыгивает на танцпол, демонстрируя нелепые движения извивающегося угря. Видя это, окружающие справедливо решают, что уж им-то теперь стесняться нечего, и присоединяются к нему. Примерно то же ощущаешь в «Камчатке» — здесь всё время кажется, что если ты чего-то не умеешь или делаешь что-то плохо, это твое преимущество. Так проходит «день танцев имени Олега Глушкова» — театрального режиссера, в чьих танцевальных постановках нет ни одного привычного танцевального элемента.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

За день дети подготовят странный перформанс в лучших традициях Глушкова: вот на моих глазах своеобразный хоровод сменяется хаотичными движениями, прерываемыми фразой «Петя, иди домой» (кто сказал, что слова — не элемент танца?). А вот в полной темноте один из участников отряда подсвечивает каждого по очереди фонарем — отблески света на потолке напоминают движение стрелки. Так изображается время, преследующее каждого из нас. Завершается всё номером вожатых, который становится сюрпризом даже для Бахтина, — Евгений Цыганов руководит «отрядом гребцов», причем лодка периодически и непредсказуемо превращается в танцпол.

А я тем временем расспрашиваю детей о «Камчатке» — и почти сразу это превращается в ответное интервью. «Вы в первый раз здесь? Как вам "Камчатка"?» — спрашивают меня. «Мне в лагере нравится Бахтин. Он веселый», — сообщает одна девочка. Исчерпывающий ответ дают два серьезных мальчика, сходу заявившие, что их зовут Артемиями (а не «Темами»): «Мирно, спокойно, много людей с юмором».

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
НОВАЯ ШКОЛА

«Вчера озаботился вопросом, насколько велика дистанция нашего представления о том, что нужно детям, и детского представления о том, что нужно им», — размышляет Цыганов в паузах между выполнением очередного задания. «На самом деле у нас нет никакого представления. Даже у самых оголтелых консерваторов нет ощущения, что они всё правильно делают, — говорит в ответ Филипп. — Все хотят лучшего, но никто не знает, что это».

Спустя несколько минут я узнаю, что у основателя «Камчатки» есть глобальная цель — создать абсолютно новую школу, которая по-настоящему перевернет устаревшую систему образования. «Самая человечная и добрая школа — все равно лишь набор шаблонов, — говорит Филипп. — Мир намного сложней, и школа должна быть куда богаче и интереснее. То, что мы хотим сделать сейчас, — это практика. В советские времена была классная программа обмена семьями. Все ее участники говорили об этом как о важнейшем опыте в своей жизни. В моей голове идеальная школа — это когда ты можешь посетить двести стран и с четырьмя тысячами разных людей сделать восемь тысяч разных дел. После этого ты приезжаешь домой и, например, говоришь: я хочу быть программистом. Но ты хочешь им быть, потому что уже ловил рыбу в Норвегии, поработал в больнице на Кубе и пожил на ферме аллигаторов во Флориде. Когда ты таким способом приходишь к своему призванию, ты естественно будешь мотивирован. Не потому, что тебя папа и мама заставили, а потому, что ты осознал свою личную ответственность».

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ

Первым шагом к такой школе станет «Камчатка. Практика»: этой зимой Бахтин вместе с группой из двадцати детей поедет в Австралию и Барбадос. Одна путевка будет стоить пять тысяч евро, и пока это больше напоминает поездку на каникулах для обеспеченных семей, чем массовую школу. «Так всегда получается, что первыми всё пробуют самые отчаянные и богатые, — говорит Филипп. — Но со временем это станет массовым. Ведь дорого лететь лишь в одно место, а можно продумать десять-двадцать точек в одной поездке, где можно получить самый разный опыт. Через месяц ты вернешься совершенно другим человеком, попавшим в сто разных передряг и как-то из них выпутавшимся». Филипп приводит в пример куда более приземленный опыт, который тоже необходимо пережить каждому: побывать в эстонской полиции и сравнить ее с российской. «Россия и Эстония — две абсолютно одинаковых крестьянских страны с одинаковым климатом, но совершенно разные в смысле социального уклада, — говорит Бахтин. — Если ты добавляешь к этому опыт, который пережил в Бангладеш и Филадельфии, ты становишься социально умным человеком. И школа должна давать кучу такого опыта. Дети сейчас "ничего не хотят", потому что ничего не видели. Вот у ребенка папа ушел на работу, он остается с компьютером, двором и хреновой школой. И единственное, что он знает точно, что он не хочет жить, как его родители. И школа в этом смысле мой идеальный план. Когда я думаю, что делать, я смотрю на нее как на конечную точку. И если любой проект как-то поддерживает мою дорогу к этой цели — значит, это правильно».


РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

В мой последний день в лагере кое-что меняется, и «Камчатка» открывается мне совсем с другой стороны. Непредсказуемая погода на острове — от солнечного штиля до ураганного ветра в течение часа — постоянно вносит свои коррективы в задания. После легких танцев и мультиков решено устроить «вербатим» — день спектаклей по самым личным, самым интимным переживаниям детей.

Целый день вожатые проводят с детьми в качестве личных психологов — и все случается ровно так, как предсказывал на планерке Филипп: сначала дети с трудом находят истории из своей жизни, а потом их уже не остановить. Лучше всех это знает самый опытный вожатый Василий Зоркий, работавший с детьми еще с первых смен «Камчатки». К Зоркому регулярно обращаются за советом, как раскрыть детей. «Рассказать для начала какую-то жесть из своей жизни», — сходу советует он. Другой прием — быстро задавать детям разные вопросы, чередуя смешные с серьезными: «Кому понравился сегодняшний день?», а затем «Кто себе не нравится?». Однажды Зоркий отправился с детьми на поле, где они выкрикивали свои страхи. А затем все вместе кричали «Я ничего не боюсь». Цель этого — наглядно показать подросткам, насколько у нас всех похожие проблемы.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

«Для меня суть этого лагеря в том, чтобы научиться друг с другом разговаривать и понять, насколько это круто, — говорит мне Зоркий. — Мы с Бахтиным очень много рассуждали о том, что сейчас движущий мотив взрослых — бесконечное чувство вины из-за того, что они считают себя чудовищными родителями. Они уверены, что всё неправильно делают, а как правильно — не знают. Взросление — страшный процесс, который нельзя контролировать. Сначала ты полностью отвечаешь за этого человека, а потом он начинает существовать отдельно от тебя. И для многих родителей это самая большая трагедия. Для кого-то ребенок — способ закрыть собственные проблемы и не чувствовать себя одиноким. И мне кажется, проблема коммуникации между людьми — самая острая в России. Люди не умеют друг с другом вообще ни о чем разговаривать, хотя это не так сложно. В лагере была история: работавшие в нефтяной компании родители совершенно не общались со своей дочкой. Когда она говорила папе, что у нее депрессия, он в ответ покупал ей билет на Мальдивы на две недели. Я придумал, что у них будет книжка, в которой они будут писать друг другу письма. Через полгода они начали общаться совсем по-другому. Это проблема того, что дети думают про родителей, что у них совсем иная жизнь. А родители делают вид, что у них в жизни ничего похожего не было. И это все проблемы коммуникации, которые решаются разговорами. И когда это здесь происходит, появляется совсем другой лагерь. Задания — это одно, но когда открывается этот кран, становится в тысячу раз интереснее».


РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

И это то, что я увижу вечером. В уже знакомых минималистичных декорациях дети рассказывают о себе на сцене — о том, что их не замечают и не слушают, о том, чего они боятся и чего на самом деле хотят. Говорят, что самый сильный вербатим случился еще во Пскове — там некоторые дети так откровенно рассказывали о том, как повлиял на них уход близкого члена семьи или рождение в океане мамой-хиппи, что плакали даже вожатые.

Когда на острове поднимаешь глаза, то видишь свой личный планетарий. Тысячи звезд рассыпаны по черничному небу, а фонарик в руках превращается в меч джедая, которым ты с полным ощущением власти пронзаешь небо. То ли это лавина откровений подростков, то ли это влияние «Камчатки» в целом, но, стоя на берегу моря в свой последний вечер в лагере, я вдруг отчетливо осознаю: и мои самые счастливые детские воспоминания связаны с отцом и его способностью вдруг резко становиться младше меня. С этими пережитыми вместе мгновениями, когда пол превращался в раскаленную лаву, а видеокамера существовала, чтобы уехать в лес и снять какую-нибудь идиотскую комедию, над которой потом будем смеяться только мы вдвоем. И это было куда лучшим воспитанием, чем все попытки отца быть серьезным взрослым. Как говорит Филипп Бахтин, «мир для всех нас один и тот же. Просто мы можем начать иначе к нему относиться». Для того чтобы это понять, стоит пережить всё, что происходит в этом лагере на краю эстонского острова.