Каково это — сидеть в мексиканской тюрьме
Я путешествовал по южной америке уже три месяца: Бразилия, Парагвай, Колумбия. Континент начал мне надоедать. В Коста-Рике я попытался получить визу в США, но сотрудников посольства не впечатлила коммерческая собственность в России. Вместо визы я получил листок с отказом, по которому выходило, что в Соединенных Штатах я, вероятно, собираюсь потрошить рыбу на заводе во Флориде за 17 долларов в день, а эта работа нужна самим американцам.
Тогда я полетел в Мехико. В аэропорту мексиканский пограничник некоторое время рассматривал мою электронную визу, а потом предложил пройти в отдельное помещение и заполнить анкету. Я не переживал — у меня уже была бронь отеля и авиабилеты. Не переживал, как позже выяснилось, и пограничник: он обнаружил, что бронь оте-ля у меня заканчивается на день раньше отлета, и этой разницы ему было достаточно, чтобы устроить мне проблемы.
Он под каким-то предлогом взял у меня из рук телефон, а потом сделал действительно сильный ход:
— Вынимайте шнурки из кроссовок.
В этот момент я понял все и сразу. Я уже однажды вынимал шнурки из кроссовок – обычно их кладут в тот же пакетик, что деньги и телефон, а возвращают через достаточно продолжительное время.
Я произнес фразу, которую когда-то готовил к подобному случаю:
— Ай вонт ту колл рашн эмбасси!
— Да? А номер знаете?
И меня повели в камеру.
Это была бетонная комната без окон, в 30 квадратных метров, с четырьмя железными двухъярусными койками, голыми матрасами и двумя железными столами. Спальных мест там было восемь, а человек семнадцать. Еще несколько матрасов было раскидано по полу.
В камере находились три приличного вида колумбийца-нелегала, говоривших на прекрасном английском; тощий венесуэлец на пороге голодной смерти; русский парень (айтишник и буддист); негр из Камеруна, принципиально не говоривший ни слова и от этого казавшийся мудрецом; огромный лысый болгарин в спортивном костюме, четвертый день безмятежно лежавший на полу; солидный пакистанец – этот вообще прилетел в нашу камеру бизнес-классом. Самое сильное впечатление производила делегация сомалийцев, в костюмах и с дипломатическими паспортами. Сомалийцы прилетели от какого-то министерства на экономический форум в Мехико, но их дипломатическая неприкосновенность впечатлила мексиканских пограничников не больше, чем забронированный мной отель.
— Вот этого лысого видишь? – сразу взялся объяснять деятельный колумбиец. — Четвертый день тут, держат вообще по беспределу – страна-то безвизовая. Заключили с американцами соглашение о ловле нелегалов и теперь хватают всех подряд для статистики. Выслуживаются, суки!
Мои сокамерники были прекрасными людьми. Я не могу назвать их лучшими представителями их наций, но представителями определенного среза — безусловно. Почти все они старательно делали вид, что оказались в Мексике по очень важным делам. Почти по всем было понятно, что по ту сторону американской границы они намерены раствориться бесследно.
Каждый день кого-то приводили, кого-то уводили. С колумбийцами я вырезал из картонки домино, с израильтянином обсуждал историю, с русским – буддизм, с турком – его сомнительные бизнес-идеи.
— Я в Нью-Йорке в школу ходил, работал, какой я нелегал? — жаловался мне энергичный колумбиец. — Ну, перешел однажды границу по пустыне! И что теперь, обязательно нелегал?
— У тебя нет детей? Как глупо! У меня жена беременна девятым! – хвастался сомалиец, стряхивая пылинки с отворотов голубого с искрой костюма, и я завидовал его уверенности в собственном будущем.
Огромный болгарин молча лежал на матрасе на полу. Его выпустили только на седьмой день.
Кого-то уводили, кого-то приводили. Один раз чуть не случилась драка – цыгана из Румынии взбесила группа китайцев в спортивных костюмах со стразами, решивших по своему обычаю задрать футболки, чтобы проветрить животы. Некоторое время они оскорбляли друг друга, но румын не знал китайского, китайцы — румынского, и никто из них не имел понятия об английском языке.
Отвратительнее всего был туалет: залитые ледяной водой хромированные унитазы, холодный душ. Сигареты у всех отобрали, и важная часть тюремной культуры прошла мимо нас.
На третий день меня и другого русского вызвали и посадили на самолет в Гватемалу. «Меня депортируют в Гватемалу» – это звучало как начало нового необыкновенного путешествия.
Я живо представлял себе, что где-нибудь в ООН за меня должен вступиться российский дипломат, сказав что-нибудь сильное вроде: «Вы с кем в городки, клоуны, играете? Это НАШ гражданин!».
Я проверил телефон, но не нашел там сообщений ни от российского дипкорпуса, ни от девушки Даши, с которой недавно расстался.
В Гватемале мудрая русская японка научила меня медитации. ¦