Кто и как создавал музыку революций

Кто и как создавал музыку революций
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

По просьбе Правила жизни журналист Ляля Кандаурова рассказывает несколько коротких историй о композиторах, которые стоят за музыкой, посвященной мировым революциям.

1.

Отон-Йозеф Ванденбрук (1758 – 1832) Симфония до-мажор «Взятие Бастилии» (ок. 1789)

Прелестная симфония, призванная живописать кровавую сумятицу, рев озверевшей толпы и канонаду – то есть события 12-14 июля 1789 – на самом деле является образцом элегантной музыкальной риторики классицизма. Заодно она напоминает о том, как мы обкрадываем себя, представляя музыку той эпохи исключительно в виде триады Гайдн – Моцарт – Бетховен.

История о симфоническом «Взятии Бастилии» – типичная путаница атрибуций. Когда в 1989г. барочники из Concerto Köln записали этот редкий брильянт в программе пластинки, посвящённой Французской революции, она была приписана Карлу Диттерсу фон Диттерсдорфу – австрийцу, создавшему едва ли не полтораста симфоний.

Не очень ясно, зачем фон Диттерсдорфу было бы прибегать к этому сюжету, если 80-е годы он провёл в Богемии. На самом деле, автор «Взятия Бастилии» – совсем не он, а фламандский валторнист Отон-Йозеф Ванденбрук, виртуоз, который переехал из Нидерландов в Париж и работал в знаменитой Опера Гарнье. Из-за того, как сильно наше восприятие настроено на Большую Тройку венских классиков, похвалить музыку Ванденбрука получается не иначе чем в выражениях вроде «бетховенского напора» и «гайдновской эффектности». Однако она и вправду исключительно хороша: скажем, что в ней есть типично ванденбруковские стильность и яркость.

2.

Джоаккино Россини (1792 – 1868), финал оперы «Вильгельм Телль» (1829)

Среди анекдотов, связанных с Россини – см. истории о его феноменальном гедонизме и обжорстве – главным, безусловно, является история о фразе, якобы сказанной ему уже совсем глухим Бетховеном: «Ни в коем случае не пытайтесь писать что-нибудь еще, кроме оперы буффа, любой другой стиль будет насилием над вашей природой». Россини пренебрёг советом мэтра, и после 1822-го, когда состоялся этот разговор, он завершил ещё семь опер, всего одна из которых – буффа, т.е. комическая.

Велик соблазн сказать, что это его и сгубило: громадный, многочасовой «Вильгельм Телль» – последняя из этих семи, явился завершением всей оперной карьеры Россини, хотя он прожил ещё почти сорок лет. Конечно, «сгубило» – это комедийное преувеличение: Россини с удовольствием погрузился в уединение и гастрономию, и даже не вполне простился с музыкой, продолжая сочинять миниатюрки, объединенные в многотомник «Грехи моей старости».

«Вильгельм Телль» как нельзя более далёк от искристой комедийности «Севильского цирюльника». Это развёрнутая, мощная опера по драме Шиллера, перипетии которой разворачиваются в XIII веке на берегах Фирвальдштетского озера. Одно описание событий финала заставляет волноваться: штормит озеро, пылает подожжённый дом, (сигнал к началу восстания кантонов), гибнет от стрелы тиран Гесслер. Пьянящий до-мажор, зачарованный хор на фоне арфовых переливов – окончание «Телля» впечатляет едва ли не больше, чем его растиражированная увертюра: это настоящий революционный экстаз.

3.

Николай Рославец (1881 – 1944) «Комсомолия» (1928)

Возможно, главный композитор русского авангарда, Николай Андреевич Рославец на полтора года старше Игоря Стравинского. После революции он был одним из ключевых деятелей знаменитого объединения АСМ (Ассоциация Современной Музыки), где сосредоточивались лучшие и самые дерзновенные композиторские инициативы, ориентированные на авангард; в 1932 АСМ была разогнана как рассадник антинародного искусства. Объявленный «формалистом» и «вредителем», в 20е Рославец пишет «Гимн советской милиции» и «Песни революции» на слова поэта Орешина, но также обращается к «возведению величественного здания тоталитарной утопии» (М.Н. Лобанова). Кантата «Октябрь» (1927) и фантастическая «Комсомолия» (1928) – мощные вокально-инструментальные молебны, где, с одной стороны, вздымается полностью мифологизированный мираж Великого Октября, с другой – свирепствует безумие, типичное для эстетических химер 20х, но главное – парадоксально проступают авангардные тенденции: яростные диссонансы, жесткость формального устройства, интерес к системной организации звуков.

4.

Всеволод Задерацкий (1891-1953) симфонический плакат «Конная армия» (1935)

Всеволод Петрович Задерацкий – один из интереснейших композиторов, умышленно вымаранных из истории советской музыки, запоздало переоткрытых и вызывающих все больший интерес в наши дни. О его судьбе можно снять кинодраму: учеба у Сергея Ивановича Танеева, преподавание музыки цесаревичу Алексею (1915-16), Первая мировая война в чине офицера царской армии, Гражданская – на стороне белых, под началом Деникина, затем возврат к музыке.

Это портфолио почти гарантировало Задерацкому последующий расстрел, однако ему чудом удалось уцелеть. Он получил бумагу – как писал композитор в воспоминаниях, от самого Дзержинского, услышавшего его игру на рояле: «Сохранить жизнь, определить место жительства». Упрятанный в Рязань, он был несколько раз арестован, пока в 1926 уничтожению не подвергся весь его архив – поэтому все, что мы запоздало открываем сейчас, создано начиная с конца 20х.

Во время одного из арестов он пытался покончить с собой, затем получил разрешение на работу в Москве, вступил в АСМ. В 1937 Задерацкий получил шесть лет лагерей, однако был выпущен через два года. «Конная армия» – одно из трёх его сочинений в жанре «симфонического плаката» – советской разновидности программного симфонизма. Довольно часто сейчас можно услышать «Завод» – звуковую зарисовку, объединяющую конструктивистский эксперимент и лютую весёлость футуристов. «Конная армия», по словам композитора, в его воображении была не красной конницей Будённого, но изображала скачущий корпус белого генерала Мамонтова: «...но какая разница? Эти армии двигались в сходных ритмах и пели те же самые песни».

5.

Дмитрий Шостакович. Десять поэм на слова революционных поэтов конца XIX и начала XX века

Если говорить о сочинениях Шостаковича на революционную тему, первыми в голову приходят Симфония №2, «Октябрю», написанная к десятилетию Революции, и №12, «1917 год» – почти молниеносно созданная, разученная и сыгранная в 1961, вскоре после мучительного вступления Шостаковича в партию. О революции повествует и предыдущая симфония – №11, с фрагментами революционных песен, посвящённая событиям 1905 года.

У Шостаковича, в совершенстве освоившего эзопов язык музыки, где, то и дело, между строк читается абсолютно не то, что начертано крупными буквами на «фасаде», есть целая линия творчества, связанная с сочинениями, которые мы привыкли считать конъюнктурными. Об этом можно сказать ядовитыми словами самого Дмитрия Дмитриевича (правда, в этом письме он говорит не про себя): «...завидую В. Я. Шебалину, который совсем потерял правую руку, но вытренировал левую: он пишет левой рукой совершенно свободно. Более того: он, откликаясь на исторические указания о том, что искусство должно быть ближе к жизни, ближе к народу, написал левой рукой оперу о наших современниках, победно идущих под руководством Партии к сияющим вершинам нашего будущего, к коммунизму».

То и дело у Шостаковича возникало ощущение, что то, что пишет левая рука, «оплачивает» то, что создано правой: действительно, за Десятью хоровыми поэмами на тексты революционных поэтов, обработками народных песен и кантатой «Над Родиной нашей солнце сияет» последовала душераздирающая 10-я Симфония. Тем не менее, Поэмы сейчас можно слушать не как образец «благонадёжного» творчества Шостаковича, но как увлекательный образец хоровой литературы, где интересно следить, как автор работает с «низким» музыкальным и поэтическим материалом – революционными песнями и второразрядными стихами.

6.

Ханс Вернер Хенце (1926 – 2012) Симфония 6 (1969)

Хенце – одна из самых удивительных фигур немецкой музыки второй половины XX века, особенно потрясающая своим многосторонним аутсайдерством. Старший из шестерых детей отца, сочувствующего нацизму и погибшего на Восточном фронте, ребенок, тянувшийся к Моцарту и Цвейгу, он был насильственно помещён в гитлерюгенд, а позже оказался в рядах вермахта, где служил радистом в последние месяцы войны.

Хенце стал убежденным пацифистом, с отвращением и стыдом относился к политическому прошлому собственной страны, и не вписывался в послевоенную общественную и композиторскую среду из-за своей растущей политической левизны, гомосексуальности и постепенного отхода от авангарда – генеральной линии развития музыки в Европе 50х. Результатом стала эмиграция: с 1953 до самой смерти Хенце жил в Италии. Немецкое «возвращение» – если не его самого, то его музыки – произошло только в 1964-м, когда первые пять его симфоний были записаны Берлинскими филармониками. За год до сочинения Шестой произошёл эпохальный скандал, связанный с премьерой оратории-реквиема «Плот Медузы».

Опус был посвящён памяти Че Гевары, убитого за год до этого, и немецкая премьера 9 декабря 1968-го оказалась прервана появлением полиции. Дело было в том, что студенты, присутствовавшие на концерте, вывесили на сцене портрет Че и красное полотнище, что привело к бойкоту со стороны оркестра Северогерманского радио и хора RIAS, участвовавших в исполнении, а также к потасовке и оглушительному публичному резонансу: организаторы концерта обвиняли Хенце в провокации, слушатели, коллеги и критика – в политическом предательстве, а немецкие левые – в «диванном коммунизме».

Шестая симфония была написана на Кубе, где Хенце провел около года, и была посвящена революции. Кроме двух камерных оркестров в ней звучат банджо, гитара и электроорган. Впервые эта музыка – экзотическая, порой явно латиноамериканская, иногда – яростно модернистская, прозвучала в Гаване, в зале, наполненном университетской молодёжью.

7.

Корнелис Кардью (1936 – 1981) «Revolution Is the Main Trend in the World Today» (1974)

Своеобразная и противоречивая фигура, Корнелис Кардью проделал путь от адепта хардкорного авангарда до автора китчевых революционных кричалок. Он родился в 1936, окончил Королевскую музыкальную академию в Лондоне, а затем учился у Карлхайнца Штокхаузена – колосса авангарда, одной из самых непостижимых фигур европейского искусства ХХ века, человека, превратившего музыку в гибрид спиритической мистерии и инженерного эксперимента.

Потом Кардью увлёкся авангардом Джона Кейджа с его интересом к игре случая, неортодоксальным воззрениям на функции и запись нотного текста и поисками в области контролируемой импровизации. В этот период был создан «Трактат» («Treatise») – волшебная 193-страничная графическая партитура, вдохновленная философом Людвигом Витгенштейном, представляющая собой сложный звучащий рисунок. В конце 60-х произошло радикальное перерождение Кардью: он погрузился во все китайское, основал Scratch Orchestra, напоминающий производственные шумовые оркестры времен русской Революции, и стал убеждённым маоистом. За десять лет до смерти Кардью решительно отрекается от всего, созданного им прежде как общественно бессмысленного и не приближающего победу пролетариата, пишет книгу «Штокхаузен служит империализму», где вдохновенно поносит академическое искусство как буржуазную заразу, и начинает сочинять революционные песни – бесхитростные до идиотизма, примитивные до пугающей гениальности. ‘Revolution Is the Main Trend in the World Today’ – одна из самых известных, исполненная натиска и странноватой тревожной обаятельности, была создана в 1974-м – за семь лет до того, как Кардью около собственного дома оказался сбит машиной при невыясненных обстоятельствах.

8.

Фредерик Ржевски (род. 1938) «36 вариаций на песню "Пока мы едины, мы непобедимы" (1975)

Песню "El pueblo unido jamás será vencido" дословно, "единый народ не будет побеждён никогда", создал чилийский поэт и композитор Серхио Ортега, известный операми на революционные темы и серией песен, основанных на предвыборной программе Сальвадора Альенде. Простая, проникновенная, с характерной для революционных песен пропадай-душа интонацией, она стала символом протеста и борьбы за демократию после переворота и установления военной диктатуры в Чили в 1973-м.

Через два года после прихода Пиночета к власти, американский композитор Фредерик Ржевски создаёт 36 фортепианных вариаций на эту знаменитую песню. Чрезвычайно консервативная, "старая добрая" форма такого вариационного цикла, заимствованная Ржевски у классиков (в первую очередь на ум приходят знаменитые "33 вариации на вальс Диабелли" Бетховена) сообщает этой музыке совершенно нешуточный характер, ставя её в один ряд с произведениями серьёзной глубины и репутации. Ржевски, часто прибегавший к музыке как к средству выражения своих политических убеждений, создает удивительно мощный цикл, который обязательно надо послушать целиком, следя за тем, как в потоках фортепианной виртуозности и сплетениях сложного языка Ржевски постепенно деконструируется силуэт простенькой песни, делаясь всё менее слышным. На этой записи автор сам играет Вариации – один из своих самых узнаваемых опусов.