Самая первая — как назло, у всех на виду, посреди чертового Wal-Mart, у полки с кукурузными хлопьями — паническая атака. Немигающий взгляд психотерапевта — откуда ей вообще знать, что такое отправить на тот свет 150 тысяч человек? Таблетки, шипящие в стакане виски, — завтра они станут заголовками в газетах. Интервью CBS с выжигающим, как на допросе, светом в лицо — потом про этот эфир будет отдельная статья в Википедии. Лето любви, стоптанный клеш, неподвижная лизергиновая улыбка. Блик ночника на стволе пистолета: неужели и в третий раз не хватит решимости?

Ничего из вышеперечисленного.

Когда у Теодора Ван Кирка спрашивали, чего он больше всего боялся, когда по секстанту и звездам, в режиме полного радиомолчания вел бомбардировщик Enola Gay к берегам Японии, он отвечал: «Что она не взорвется». Когда спрашивали, что почувствовал через 43 секунды после того, как бомбовый отсек открылся, — «Вспышку, как будто тебя фотографируют».

6 августа 1945 года в 2:45 ночи стратегический бомбардировщик Enola Gay с атомной бомбой «Малыш» на борту оторвался от Земли. Что бы ни сделал 24-летний Ван Кирк в следующие пять с половиной часов — превратил целый город в пыль своей «фотовспышкой», увел самолет с курса, неожиданно воткнул нож в спину пилоту Полу Тиббетсу, выкинул секстант в океан — он все равно стал бы тем, кто определил историю XX века, историю его войн и число его жертв. Принято считать, что, уничтожив сто с лишним тысяч, он спас сотни миллионов: тотальная война в ядерную эру стала бессмысленной. «Сейчас никто даже не будет об этом думать», — повторял Ван Кирк.

За почти 70 лет послевоенной жизни Ван Кирк научился давать совершенно одинаковые интервью: да, всегда хотел стать летчиком; да, нам не говорили, что нам предстоит, но, конечно, нужно было быть дураком, чтобы не понимать; да, в полночь пришел капеллан, и мы помолились. Совершенно не понимаю, что такого сделал лично я, ведь спасибо надо сказать сотням тысяч сотрудников Манхэттенского проекта. Нет, конечно, иногда ответы варьировались. «Вы не спали в ту ночь?» — «Конечно, нет, мы играли в покер». Покер периодические менялся на блэкджек. «Кто выиграл?» — «Разумеется, Пол. Пол всегда выигрывал».

«Голландец», как его называли сослуживцы, закончит службу скромно — майором (тот же Тиббетс выйдет в отставку бригадным генералом). Всю оставшуюся жизнь, до выхода на пенсию в 1985-м, Ван Кирк проработает в корпорации Dupont — той самой, что запатентует тефлон, придумает лайкру и будет поставлять напалм для уничтожения Вьетнама. В последние десять лет Ван Кирка периодически видели на выставках оружия, холодного и огнестрельного. На одной из них, в Далласе, его попросили подписать открытку — он почему-то посвятил автограф Википедии.

Чтобы быть хорошим воином до Ван Кирка, нужна была ярость и ясное понимание: есть вещи поважнее чужой, да и собственной жизни. Чтобы быть плохим солдатом до Ван Кирка, нужны были сомнения и вера в человека как венец творения. Теодор Ван Кирк не собирался, но создал новый образ воина: жизнерадостный, румяный, обаятельный, очень домашний добряк, не сверлящий врага взглядом — а просто избавляющийся от лишнего груза на борту, как добродушный водитель грузовика выгружает керамзит на стройке: «Японцы сами атаковали нас. В те времена японцы были не очень симпатичными людьми».

И камера на боеголовке в Персидском заливе, и стрельба в живых людей как в компьютерных играх, и селфи с войны — это тоже подарки Ван Кирка. Чтобы легко убить кого-нибудь, надо сначала убедить себя, что это не совсем человек. Например, дать ему номер вместо имени и цвет нашивки вместо национальности. Чтобы дегуманизировать китайцев, японцы называли их бревнами. Чтобы дегуманизировать японца, расщепленного на атомы, нужно просто видеть фотовспышку, повторять, что сделал бы это снова, и бесконечно шутить в интервью. «Однажды в шесть утра у меня на пороге появился человек, позвонил в дверь и воскликнул: "Боже, это вы спасли нас всех, спасли мою жизнь!" А я ответил: "Если ты еще раз постучишь, я ее уже не спасу!"