Беззащитны шипы

Цветочные палатки у Киевского вокзала стали школой жизни для нескольких поколений московских иммигрантов. И хотя покупателей становится все меньше, жизнь здесь продолжается.
Беззащитны шипы
Фото: Арсений Несходимов

«Розы, молодой человек, розы, розы», — речовка запечатлена безымянным граффити-художником на углу дома на Украинском бульваре. О стихийной торговле цветами на площади Киевского вокзала постепенно забывают, и трафаретная надпись, лишаясь контекста, приобретает вид автописьма Бретона. Хотя торговля не прекратилась, а перенеслась метров на двести от площади. Продавцы засели между железной дорогой и стеклянным бизнес-центром «Легион III» (он же «корабль», он же «утюг») и затихарились.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

«Розы по тридцать, по тридцать, по тридцать», — эхо из прошлого. Цена тщедушных общипанных цветов с укороченными стеблями не менялась здесь годами — из голландских роз не первой свежести делали карликовые, «подмосковные». У каждой точки, будь то багажник автомобиля или ларек у пригородных касс, работал свой зазывала, который кидался на всякого выходившего из метро мужчину: «Розы, молодой человек, розы ищете?» От цветов на Киевском было не скрыться. После назначения Собянина градоначальником расстановка сил здесь поменялась. Цветы продаются без лишнего шума, дорогу в розовый андерграунд никто не подскажет, да и розы уже не по тридцать — ну разве что в совсем жалком углу, и то если брать сразу штук шестьдесят.

Кто покупает цветы в грязных тесных ларьках около железной дороги — загадка. Каким образом выживает этот бизнес — тайна. Неприглядные палатки всухую проигрывают сетевым магазинам-«холодильникам», в которых все дешево и сердито, и инстаграм (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации)-флористкам, составляющим композиции из эдельвейсов, рябины и камыша (285 лайков). Это место даже отдаленно не напоминает старейший «цивильный» цветочный рынок — Рижский, вход в который осаждают за час до открытия в Международный женский день. Какую бы цель ни преследовал покупатель, подбирая букет — очаровать девушку, протокольно отдариться на юбилее или загладить вину перед женой, — цветочные моря на Рижском рынке сулят ему успех.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ


РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

А пятачок у железки возле «Легиона III» — тюрьма для растений. Два ряда палаток заканчиваются тупиком, в тупике контейнер, в контейнере под лампочкой Ильича стоит парикмахерское кресло, толстый цирюльник ровняет затылок одному из хозяев бизнеса, подчиненные которого, таджики и азербайджанцы, днями не выходят на свет божий, сторожа цветы. Свежесть роз, спрессованных цилиндрами из гофрокартона, не поддается оценке. Некоторые цветы скрыты грязными пластиковыми коробами с решетчатым дном. В одной из палаток лежат штанга и гантели, к стене привинчен турник. Здесь, уподобившись бледному растению, каждый день сидит девятнадцатилетний таджик Ризамат. У него нет калькулятора — он считает в столбик, делая записи прямо на столешнице. Для развлечения он тягает железо и предлагает каждой редкой посетительнице младше сорока лет выйти за него замуж. По-русски он говорит совсем плохо, но старается компенсировать это трогательной интонацией. «Замуж за меня вышла? Пожалуйста», — чувственно выдыхает Ризамат. Он в Москве всего год, приехал из деревни и почти ничего, кроме жалких роз, не видит. Полиция безошибочно определяет вновь прибывшего. «Менты достали, хочу русский паспорт. Вышла за меня замуж, пожалуйста», — мяукает Ризамат, пока девица в спортивном костюме щупает розы. Он запросил за них цену в два с половиной раза выше, чем в соседней палатке, и покупательницу удивляет такая наглость. Родной брат Ризамата сумел сделать себе русский паспорт и спустя пять лет усердной работы купил трехкомнатную квартиру. Ризамату некогда ждать: когда покупательница оказывается в дверях, он хватает ее за запястье, чтобы удержать. «Слушай, щегол, ты с белыми таких вещей не делай», — девица в спортивном костюме шлепает его букетом по руке.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Через дверь сидят две женщины: одна без зубов, вторая — с золотыми. У них одних на весь пятачок есть экзотика: ранункулюсы, страшно дорогая сирень без запаха и задвинутые в дальний угол левкои. Чтобы продавать левкои, надо быть поэтом, но им не до поэзии. «Подснежники из Крыма», — говорит та, что с золотыми зубами, когда посетитель наклоняется к ведру с пучками белых цветочков. «Колокольчики натуральные», — поправляет ее беззубая. Экзотика не идет совсем: лепестки подснежников заржавели по краям. Выждав паузу после ухода покупателя, продавщица говорит: «А Миша, слышь, уже пять дней как откинулся с кичи, вчера гулял тут в клетчатом пиджаке».

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ


Азербайджанцы Заур, Ахмед и Мустафа сидят не на мрачном пятачке, а в козырном месте — в «официальном» ларьке через дорогу от торгового комплекса «Европейский». За пару часов они продали два букета, и владелец цветочных павильонов на этой улице, старый турок в красивой стеганой куртке, заходит, чтобы выразительно посмотреть на каждого из троих и помолчать. «Раз в два года улыбается», — говорит Ахмед. Он самый младший, его нежное, как у ребенка, лицо сверху скрыто кепкой, снизу — бородой. Ему 29, на Киевском он работает с 13 лет. За это время он научился светским манерам и изящному жестикулированию. Красиво наклонив голову набок, он наблюдает за тем, как несдержанный Заур выпроваживает двух посетительниц, сует им деньги обратно и кричит в спину: «Драть вас надо нормально!»

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Посетительницы долго не могли решить, насколько укоротить стебли цветов, Зауру надоело им угождать, и началась перепалка. Он швыряет розы в сторону Ахмеда, и тот ставит их в воду, после чего Заур сливает немного цветочной воды в электрический чайник. Он закипает как раз тогда, когда у стекляшек останавливается древний дед с огромной картонной коробкой на остове сумки-тележки. Цветочники со всей улицы стягиваются к нему. В коробке у деда кедровые орехи, продавцы набивают ими карманы. Ряд замолкает минуты на две — все заняты орехами.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Мустафа меж тем ведет охоту на женщин, заняв позицию на узком тротуаре так, что ни одной не удастся с ним разойтись. Делать ему все равно нечего: на трех продавцов в ларьке приходятся три посетителя в час. Морально устаревшие цветы годятся только для похоронных венков, до которых еще не добралась инстаграм (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации)-мода на ботанические эксперименты. Мустафа преследует каждую проходящую мимо женщину, нашептывая им непристойности, потому что это его магазин, его тротуар, и он показывает, кто главный на этой территории. Он забегает внутрь ларька, только когда владелец-турок вновь появляется у входа. Заур и Мустафа, мужчины опасного вида, совершенно не сочетаются со своим товаром, нежным, чувственным, дрожащим и полупрозрачным. Они осознают это и не утруждают себя попытками хоть немного понравиться покупателям. Они князья этого ларька, и покупатель здесь не то что не прав — он бесправен. За пределами стекляшки они стараются вести себя потише и не пересекают площадь Киевского вокзала по диагонали.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ


Только Ахмед не против завести непринужденный small talk с посетителями. Он заверяет очередного клиента, что при покупке тысячи роз магазин сделает самую бережную доставку на надежном автомобиле. Предлагает обменяться визитками, рад поддержать разговор о погоде и путешествиях. Он давно не чувствует себя чужим в Москве и в отличие от своих старших коллег не борется с городом. Он хранит память о Ленкорани, своей малой родине, но все же больше любит Баку, потому что Баку — богатый и роскошный. ≠