Далласская трагедия: три выстрела, которые унесли жизнь Джона Фицджеральда Кеннеди
Абрахам Запрудер очень любил Америку — этот плавильный котел, на поверхности которого гулко булькала американская мечта. Авраам Израилевич Запрудер часто вспоминал, как он, уроженец Волынской губернии, бежал с родителями и сестрами, Идой и Фаней, в Бруклин, как работал не покладая рук и учил английский по ночам. И обещал себе, что всего добьется — и богатства, и славы, и успеха.
А еще он, как и все тогда, обожал Кеннеди. К 1960-м страна подустала от возрастных доктринеров и ждала президента, в которого можно влюбиться. И тут появился он: очень искренний, обаятельный, энергичный, молодой. Может, слишком молодой, а оттого слегка стеснительный — но это ему только на руку. Джон Фицджеральд Кеннеди, по воспоминаниям современников, был похож на «застенчивого молодого шерифа», тогда как его вечный оппонент Ричард Никсон — на «клерка по продаже участков на кладбище». Вся эта легкость, впрочем, была придуманная: президент страдал от сильных болей в спине и серьезным заболеванием почек — болезнью Аддисона. Перед каждой пресс-конференцией ему делали инъекции новокаина, чтобы он выглядел здоровым. Но Америке такие подробности были не то неизвестны, не то не нужны, а потому страна свой выбор сделала легко.
Абрахам Запрудер, как и прочие обитатели Далласа, куда он переехал в 1940-е, ждал визита Кеннеди и готовился к нему: обзавелся любительской кинокамерой фирмы Bell&Howell, 22 ноября встал пораньше, тщательно привел себя в порядок и вышел на перекресток Дили-плаза, чтобы занять удобную наблюдательную позицию. С ним увязалась его секретарша Мэрилин Сицман, хорошенькая, молодая (ей едва-едва исполнилось 24 года) и, как и все женщины Америки, безнадежно влюбленная в своего президента. О том, что этот визит мог не состояться, ни ей, ни ее боссу не было известно: когда за несколько дней до трагедии Кеннеди обсуждал поездку в Техас, служба безопасности рекомендовала все отменить, а сенатор Фулбрайт сказал без экивоков: «Даллас — опасное место, лучше не ехать туда».
Но Кеннеди приехал, и город бурлил по случаю. Маршрут кортежа, вопреки всем существующим правилам, был опубликован в далласских газетах 19 ноября. Все искали возможность взглянуть на президента хоть одним глазком. Абрахам Запрудер был совсем маленького роста, поэтому он залез на парапет колоннады и приготовился. Мэрилин Сицман приплясывала внизу от нетерпения. Запрудер нажал на спуск камеры и перестал дышать на 26 секунд, показавшихся ему вечностью.
Вот блестящий кабриолет Lincoln Continental цвета морской волны поворачивает с Хьюстон-стрит на Элм-стрит, или, попросту, улицу Вязов. Вот президент — какая удача! — радостно улыбается и приветственно машет публике. Вот машину буквально на пару секунд скрывают заграждения. А дальше мир буквально взорвался в объективе Абрахама Запрудера. Джон Кеннеди, символ новой Америки, окровавленный, теряет сознание и заваливается на бок. Его супруга Джеки в розовом костюме-букле ползет по капоту машины и судорожно цепляется за охранника Клинта Хилла, пытавшегося спасти первую леди. Запрудер и рад бы перестать снимать, но руки словно одеревенели и не слушались его. С трудом разжав пальцы, он, словно завороженный, опустил камеру и вдруг закричал, как раненый зверь: «Они убили его! Они убили его!» Мэрилин Сицман никогда не видела своего босса таким прежде — и не увидит больше никогда.
В тот же день страна погрузилась во мрак. Она оплакивала Кеннеди так, как может рыдать только безутешная любовница. Американцами владели боль, страх, отчаяние — версии об убийстве Кеннеди выдвигались самые фантастические: «Его убили русские!», «Виноват Фидель Кастро!», «Это сотрудники ЦРУ и ультраправые активисты!», «Нас ждет ядерная война!» Пока журналист The New York Times Том Уикер изредка срывающимся от волнения голосом надиктовывал по телефону свой лучший репортаж, начисто лишенный истеричных оценок, газета Herald Tribune писала, что Нью-Йорк находится в тяжелом потрясении: десятки людей, опустившись на колени, молились в самом центре Манхэттена. Больше не будет ничего: ни подобранных с иголочки темно-синих костюмов, ни легкого загара и белоснежной улыбки, ни патетичных лозунгов с трибуны в духе «И один человек может что-то изменить, а попытаться должен каждый». За несколько лет «молоденький шериф» стал самым настоящим героем: Кеннеди постоянно (и не без участия его супруги Джеки, приложившей максимум усилий к созданию этого исторического мифа) сравнивали с Ланселотом, одним из самых известных рыцарей Круглого стола, а короткую эпоху его правления называли Камелотом, по аналогии со двором самого короля Артура. Как водится, рыцарю полагались подвиги, прекрасная дама, а то и не одна, и героическая смерть, которую он принял с достоинством, а Америка возвела ее в ранг национальной трагедии. Как позже будет вспоминать в мемуарах Диана Вриланд, легендарный редактор Harper's Bazaar и Vogue, чета Кеннеди привила Америке чувство стиля и пиетет перед культурой: «Внезапно "хороший вкус" стал хорошим вкусом». Джон и Жаклин чествовали в Белом доме лауреатов Нобелевской премии, принимали французского писателя Андре Мальро и испанского виолончелиста Пабло Казальса, давали торжественный прием в честь Игоря Стравинского. Последний в 1964 году создаст элегию памяти президента на стихи Уистена Одена. Ее строки: «Когда умирает честный, // Что слезы и слава, // Что грусть и гордость?» — повиснут над Америкой похоронным звоном, выразив то, что страна не решалась проговорить вслух. Прекрасный и, как тогда казалось, вечный Камелот рухнул, как карточный домик. Через 99 минут после смерти Джона Кеннеди Линдон Джонсон стал 36-м президентом США.
Ли Харви Освальда взяли практически сразу после убийства. Его биография была на редкость занимательной: Социалистическая партия Америки, корпус морской пехоты, короткая служба в Японии. Он трижды представал перед военным трибуналом, а в 1959 году сбежал в СССР, где мечтал остаться насовсем. Освальд кое-как говорил по-русски, но планировал поступать в МГУ и настаивал, чтобы его звали Алексеем или Аликом. С МГУ ожидаемо не сложилось — вместо этого предложили работу в Минске на радиозаводе. Алик — Освальд согласился и даже успел обзавестись семьей, которую перевез в Штаты в мае 1962 года. После убийства Освальд клялся в своей невиновности, утверждал, что он всего лишь «неудачник», и обещал на допросе подробно обо всем рассказать. До допроса дело не дошло: он погиб в тюрьме от пули владельца ночных клубов Джека Руби.
А сколько пуль было выпущено в Кеннеди: две, три? На вопрос следователя Запрудер ответить затруднился: эхо подхватило звуки выстрела и, по ощущениям, мир словно изрешетили сотнями залпов. Комиссия Уоррена, созванная президентом Линдоном Джонсоном 29 ноября, после десяти месяцев напряженной работы дала однозначное заключение. Три пули. Один снайпер. Убийца — Ли Харви Освальд. Экспертизу подняли на смех: ну какой стрелок-одиночка, ну какая «волшебная пуля»? Недавние признания экс-агента Секретной службы США Пола Лэндиса, опубликованные в Vanity Fair, лишь усилили скепсис: как оказалось, Лэндис нашел пулю в обивке сиденья лимузина, забрал ее с собой в госпиталь и оставил на носилках уже скончавшегося на тот момент президента. Почему улика не была обнародована сразу, был ли Кеннеди ранен одной пулей с губернатором Техаса Джоном Конналли, сколько все же человек стреляло в президента — вопросов к Лэндису слишком много, и едва ли его книга «Последний свидетель: Агент секретной службы Кеннеди нарушает молчание спустя 60 лет» прольет свет на далласскую трагедию.
В 2017 году Дональд Трамп, возглавлявший тогда Белый дом, распорядился обнародовать все документы по делу об убийстве Кеннеди, однако столкнулся с ожесточенным сопротивлением со стороны ЦРУ и ФБР. Госагентства подчеркивали, что в документах содержатся имена и личные данные живых людей, которые в свое время выступали информаторами. Рассекретить подобную информацию означало бы подвергнуть их травле, чего спецслужбы предпочли бы избежать. Трамп с аргументами согласился, предложив обнародовать документы поэтапно. На сегодняшний день национальные архивы США опубликовали около 13 тыс. документов об убийстве 22 ноября 1963 года. К вящему разочарованию публики, закрепившиеся в американском фольклоре мифы о проклятии семьи Кеннеди или совпадениях между обстоятельствами жизни и смерти Авраама Линкольна и Джона Кеннеди не вписываются никак — рассекреченные бумаги не содержат новых громких подробностей об убийстве и не опровергают заключение комиссии Уоррена.
Абрахам Запрудер очень любил Америку — и своего президента. Как и все американцы, в тот день он не находил себе места от горя и рассказал о своей съемке репортеру газеты The Dallas Morning News — в надежде, что это даст какую-то зацепку. Тот, в свою очередь, рассказал об уникальном свидетельстве старшему специальному агенту Секретной службы США Форресту Соррелзу. Запрудер передал копию пленки и взял с Соррелза обещание, что она будет использована только в целях расследования.
Авраам Израилевич Запрудер пестовал свою американскую мечту и помнил, что пообещал себе добиться денег и славы любыми способами. И когда журнал Life предложил ему за оригинальную пленку $150 тыс., он не устоял. В ту же ночь ему приснился кошмар: будто он в мгновение ока перенесся из Далласа в Нью-Йорк, на Таймс-сквер, где устанавливали огромный баннер с фразой: «Посмотрите, как взрывается голова президента!» Проснулся Запрудер в холодном поту и совершенно разбитый — да, он хотел денег, но показывать пленку целиком считал неэтичным. С грехом пополам ему удалось убедить журналистов убрать 313-й кадр, запечатлевший смертельный выстрел. А шестую часть гонорара Авраам Израилевич отдал вдове и детям полицейского Типпита, которого застрелил Ли Харви Освальд. Через семь лет Запрудер скончается от рака желудка в Парклендском госпитале — там, куда когда-то привезли умирающего президента.