Берни Сандерс — в поиске новой американской мечты
7 февраля 2016 года, в шесть часов сорок три минуты вечера, когда десятки миллионов американцев, закусывая бесконечные рекламные паузы куриными крылышками в остром соусе, смотрели, как два десятка массивных мужчин из Колорадо и Северной Каролины мнут друг другу бока в матче за Super Bowl — ежегодной кульминации футбольного сезона и самой популярной американской телепередаче в году — 75-летний сенатор из штата Вермонт Берни Сандерс вытащил из кармана телефон, открыл твиттер и счел нужным сообщить полутора миллионам своих подписчиков следующее: «Наша главная задача — вдохнуть новую жизнь в американскую демократию».
На самом деле твит наверняка отправил какой-нибудь специально нанятый менеджер, а то и вовсе программа, выкладывающая их по расписанию, в которое никто не додумался внести поправки на крупнейшее в году событие поп-культуры. Тем не менее тот факт, что пока вся страна обсуждала неожиданный провал квотербека Кэма Ньютона и грядущее появление Бейонсе в антракте, потенциальный кандидат в президенты Соединенных Штатов Америки от Демократической партии продолжал транслировать свои лозунги, симптоматичен.
Берни Сандерс вообще не любит отвлекаться: сутулый, седовласый, в профессорских очках, он похож на ворчливого дедушку, который и за счастливым семейным столом, пока дети обсуждают, куда поехать на каникулы, а внуки кидаются друг в друга конфетами, громко возмущается низкими пенсиями и высокими тарифами на коммунальные услуги.
Интереснее всего, что дети и внуки от него в полном восторге.
За полвека до этих событий, в августе 1963-го, фотограф газеты Chicago Tribune зафиксировал на камеру момент ареста кудрявого активиста, протестовавшего против сегрегационной политики начальника местного управления образованием. Им тоже был Берни Сандерс — выходец из небогатой семьи бруклинских евреев и на тот момент студент-политолог, уже отличившийся организацией сидячей забастовки у дверей президента Университета Чикаго. Сандерса судили за сопротивление полиции и признали виновным, приговорив к штрафу в 25 долларов. Через две недели после инцидента он поехал на марш в поддержку прав чернокожего населения в Вашингтоне и лично наблюдал, как Мартин Лютер Кинг рассказал десяткам тысяч собравшихся у мемориала Линкольна, что у него есть мечта. Важно понимать, что нынешние успехи Сандерса в американской политике во многом следствие того, что спустя полвека до реализации мечты все так же далеко. Не менее важно, что за эти полвека сам Сандерс почти не изменился. Разве что пришлось подкорректировать прическу.
Берни Сандерс — человек, в общем, без судьбы. В школьные годы быстро бегал и огорчился, когда не попал в футбольную команду. Получив университетскую степень, подрабатывал столяром и снимал активистские документальные фильмы. Очаровался лесами и полями Вермонта и переехал туда из Нью-Йорка. Женившись во второй раз в 1988-м, провел медовый месяц в Ярославле — налаживал отношения с советским городом-побратимом вермонтского Берлингтона, мэром которого Сандерс успешно служил. Записал альбом, на котором при поддержке трех десятков местных музыкантов мелодекламирует народные песни протеста. Играет с внуками, изображая монстра. Не любит шопинг.
На этом, собственно, все. Остальное — сорок лет политической борьбы за классовую справедливость и попыток реабилитировать страшное для американцев слово «социализм». У Сандерса нет времени даже на чувство юмора — максимум, что он может себе позволить, — пошутить про то, что ему приходится просыпаться по ночам, чтобы сходить в туалет. Дональд Трамп, второй номинальный аутсайдер, который в 2016 году оказался в эпицентре американского политического процесса, замыкает все проблемы на себя, свое безразмерное эго и свои предположительно фантастические менеджерские способности; Сандерс, напротив, по мере сил отказывается от личных качеств во имя идей, верность которым он истово сохранял и демонстрировал десятилетиями. Еще в начале 1990-х он обвинял коллег по конгрессу в слишком тесных связях с богатеями; в 2000-х голосовал против вторжения в Ирак и Патриотического акта, значительно расширявшего полномочия государства в слежке за гражданами (и даже пытался внести в него трогательную поправку, которая запрещала бы властям получать доступ к информации о том, кто какие книги берет в библиотеке); успешно перестроил и обновил Берлингтон, не прибегая к джентрификации и иным методам отчуждения бедных. Характерная деталь: когда в 1981 году Берни Сандерса избрали мэром, у победителя, баллотировавшегося без поддержки ведущих партий и обошедшего действующего мэра-демократа на десять голосов, не нашлось в гардеробе костюма.
Старый знакомый Сандерса как-то сообщил журналу The New Yorker, что Берни — последний человек, с которым ему хотелось бы оказаться на необитаемом острове: «Две недели лекций про систему здравоохранения, и ты сам полезешь в воду к акулам». Это, конечно, преувеличение — разговорами о важности всеобщего государственного страхования дело бы не ограничилось. Зашла бы речь и о бесплатном образовании; и об обязательных декретных отпусках; и об обеспечении права на аборт; и о борьбе с глобальным потеплением. Отдельным пунктом непременно присутствовал бы манифест о борьбе с политическим влиянием корпораций и безнаказанностью финансистов с Уолл-стрит, повышении налогов для богатых и необходимости ликвидировать экономическую пропасть между 1% населения, копящим миллиарды на счетах, и остальными 99%, вынужденными всю жизнь отрабатывать долги.
Иными словами, Сандерс — типичный политик европейски левого толка, какие в США всегда были и оставались милыми маргиналами; он и демократом-то официально стал только в прошлом году, чтобы податься в президенты, а до того жил и работал вне партийных структур, поставив рекорд по пребыванию в конгрессе среди независимых депутатов. Иными словами, парадокс не столько в самом Сандерсе, сколько в его электорате — в миллионах молодых американцев, которые на его митингах ведут себя так, будто перед ними рок-звезда, готовы ради Берни в кои-то веки прийти на выборы и превратили его в звезду мемов (на одном из них Сандерс изображен рядом с доком Брауном из «Назад в будущее», подпись гласит: «Оба прибыли в 2015 год, чтобы спасти жизни среднего класса»).
Чем настырный белый старик так покорил миллениалов, пользователей Snapchat, группу Vampire Weekend и пылкого рэпера по прозвищу Убийца Майк? Связка с эпохой Мартина Лютера Кинга, борьбы за гражданские права, сексуальной революции и ЛСД тут, конечно, довольно существенна. Шестидесятые для нового поколения достаточно далеко, чтобы быть полнокровным мифом, но достаточно близко, чтобы чувствовать горечь невыполненных обещаний. Берни Сандерс — свидетель несбывшегося, проповедник великой упущенной мечты. Спровоцированный жадностью банкиров экономический кризис, который в итоге оплатили деньгами налогоплательщиков и повесили на бедных и мигрантов; правоохранительная система, которая отпускает коррупционеров и убивает беззащитных; большой бизнес, игнорирующий климатические угрозы и тратящий миллионы на то, чтобы его игнорировали все остальные; социальные лифты, у которых нет страховки; изнурительные войны, увеличивающие мировой беспорядок, — все свидетельствует о том, что на выстроенные после 1968-го политические структуры надеяться нечего. И если даже у чернокожего президента не получилось все исправить, значит, нужны меры посерьезнее и противник поглобальнее — например, капитализм как таковой. Отсюда внезапный иммунитет к страхам, связанным со словом «социализм», и лозунги о необходимости политической революции. Сандерсу, конечно, достается за то, что классовые проблемы он ставит выше расовых (афроамериканцы, отношения с лидерами которых Хиллари Клинтон культивировала долгие годы, за него почти не голосуют), но во всяком случае он ставит вопрос ребром. Феномен Сандерса — в поиске новой американской мечты, коль скоро привычная перестала работать; и со свойственной Америке зацикленностью на себе поиск этот проходит в собственном прошлом.
Наличие мечты, разумеется, не означает, что она станет реальностью. Шансы на то, что Берни Сандерс одержит победу в праймериз Демократической партии (а затем и на самих выборах), по-прежнему очень малы. Но в каком-то смысле это уже неважно. Пользуясь выражением Петра Мамонова в адрес артиста Подольского, Берни «олицетворяет». И с тем, что именно он олицетворяет, Америке придется иметь дело в самое ближайшее время, когда сторонники демократического социализма выйдут из колледжей во взрослую жизнь с многотысячными долгами на счетах и яростным комплексом собственной правоты в головах. Как, впрочем, ей придется иметь дело и со сторонниками Трампа — белыми традиционалистами, убежденными, что система подкручена в пользу прогрессистов и меньшинств. Попытка найти хоть какой-то компромисс между разошедшимся по двум полюсам населением, скорее всего, и станет главным американским политическим сюжетом ближайшего будущего.
Что касается Сандерса, он по большому счету свою миссию уже выполнил, лихо и дерзко повернув американский либеральный мейнстрим влево. И даже в случае поражения эта президентская кампания станет эпическим финалом его карьеры, а его личная история сложится в очередной американский миф — о пламенном борце, никогда не изменявшем себе и своим идеалам, десятилетиями гнувшем свою линию, в одиночку голосовавшем против большинства и в конце концов обнаружившим себя лидером, за которым, как теперь выясняется, будущее.