Почему в XXI веке, когда люди летают в космос, соборы все еще горят (и что ждет Нотр-Дам теперь)
Сейчас, когда с момента пожара в соборе Парижской Богоматери прошло еще меньше суток, эксперты избегают четких формулировок и говорят, что огонь «потенциально связан» с реставрационными работами. И хотя собор не выгорел дотла, в СМИ и соцсетях горюют об утрате «символа европейской цивилизации».
Это не пустые слова: Нотр-Дам-де-Пари был не просто главным католическим храмом Франции, но местом, откуда вышли шесть епископов, где короновали французских монархов и много веков хранилась одна из главных христианских реликвий, связанных с земной жизнью Иисуса, — терновый венец. Что до архитектуры, то она, несмотря на всю свою рафинированность, доказательство высоких технологических достижений Средневековья. Нагрузку на решетчатый каменный каркас распределяет одна из главных новаций той эпохи — аркбутаны, «парящие» укрепления, которые Мандельштам сравнивал с «чудовищными ребрами». Оба трансепта украшены самыми большими готическими розами-витражами во Франции — около 13 метров в диаметре.
Для мира, где все более-менее сошлись на том, что нельзя уничтожать святыни и произведения искусства, эта трагедия выглядит полным абсурдом — особенно если учесть противопожарные системы, которыми начинены любые культурные объекты подобного масштаба. В конце концов, до сей поры люди справлялись и с более сложными техническими задачами — например, создали систему телескопов, которая буквально за неделю до пожара помогла впервые в истории сфотографировать тень черной дыры. Так неужели это проще, чем защитить от огня храм мирового значения?
К сожалению, да.
Вопреки своей статусности, собор и до пожара находился не в лучшей форме — вернее сказать, отчаянно нуждался во внимании. Загрязненный воздух и осадки до того разъели его, что в 2017 году водосточные желоба в форме знаменитых гаргулий пришлось частично заменить трубами из ПВХ. И это не говоря уже о тревожном износе каменной кладки: во время предыдущих восстановительных работ в середине XIX века не хватило денег на качественные материалы, и вместо них были использованы менее долговечные аналоги, а кое-где даже цемент.
Тянуть с нынешней реставрацией было нельзя; промедление грозило тем, что демонтировать и заменять придется все больше деталей. Но до последнего не было понятно, кто за это заплатит — формально ответственность за состояние храма лежала на парижской архиепархии, которой Минкульт для этих целей ежегодно выделяет 2 миллиона евро. Эта сумма покрывала лишь базовые, «косметические» улучшения, поэтому в 2017 году была запущена благотворительная кампания Friends of Notre Dame. С ее помощью архиепархия намеревалась собрать примерно 100 миллионов евро. Помимо этого власти выделили 6 миллионов на восстановление шпиля, однако предупредили, что ждать регулярной помощи не стоит, так как для правительства собор является лишь одним из тысяч старых зданий, которые нуждаются в уходе.
Вероятно, теперь все нерастраченные средства и пожертвования, которые колоссальными суммами летят во Францию со всего мира, пойдут на консервацию того, что осталось после пожара, — огонь уничтожил многое, но пощадил средневековые стены, возведенные более 850 лет назад. Поначалу придется позаботиться о том, чтобы они не деформировались еще больше, и только затем восстанавливать убранство (интерьер почти не пострадал, но крыша и пространство под ней уничтожены полностью).
Первое инстинктивное желание — вернуть храм к состоянию «как было», будто в его истории вовсе не нашлось места страшному пожару. Однако в современных реставрационных проектах хорошим тоном считаются упоминания о прежних бедствиях. Интересно, отразят ли этот момент в Нотр-Даме, и если нет — станет ли восстановленный храм для парижан «новым храмом Христа Спасителя», который так любят критиковать за новодельность.
К слову о новоделах: далеко не все из утраченного в огне принадлежало к готическому периоду. Например, шпиль, который вчера обвалился, заменяли чаще остальных деталей, так как время от времени в него била молния: версия, которую огонь уничтожил вчера, была создана в XIX веке. Стекла в витражах бесчисленное множество раз заменяли, а знаменитая галерея химер появилась при реставраторе Эжене Виолле-ле-Дюке в середине XIX века. Француз считал, что невозможно, да и не нужно возвращать храму доподлинный вид: «Реставрировать здание не означает подновлять его, ремонтировать или перестраивать, — писал он в своем десятитомном Толковом словаре французской архитектуры, — нет, это значит придать ему завершенный вид, какого оно могло никогда и не иметь».
Тогда же, при Виолле-ле-Дюке, установили скульптуры апостолов и евангелистов на крыше собора. 11 апреля этого года их впервые за более чем сто лет спустили на землю и собирались реставрировать. Четыре дня спустя эти скульптуры превратились из второстепенных, не самых древних деталей в то немногое, что осталось нетронутым в гигантском средневековом ансамбле.
К счастью, здание оказалось хорошо изучено, в том числе пожарными — во время тушения они явно имели четкий подготовленный план и сделали все необходимое, чтобы спасти памятник (хотя окружающим казалось ровно наоборот). Теперь собор смогут восстановить по точным моделям и чертежам; несколько лет назад искусствовед и ученый Эндрю Тэллон использовал технологии лазерного сканирования, чтобы составить полный план здания. А одним из нестандартных источников может послужить игра Assassin's Creed: Unity, для которой гейм-дизайнер Каролин Мьюсс два года создавала точную копию Нотр-Дама в масштабе 1:1.
Трудно сказать, сколько времени уйдет на восстановление собора и застанут ли его в обновленном виде свидетели вчерашнего пожара. Зато наверняка ясно одно: нашему времени нужен свой Виолле-ле-Дюк, который вернет уцелевшим апостолам их пристанище, а Европе — один из главных символов ее культуры.