Расул Чабдаров: «Я кавказец, и это определяет меня полностью, от начала и до конца»

РАСУЛ ЧАБДАРОВ: «Я кавказец, и это определяет меня полностью, от начала и до конца»»

Еще несколько лет Расул Чабдаров водил такси: он родился в Нальчике, отучился там на факультете туризма, переехал в Москву и обнаружил, что здесь его никто не ждет. Теперь он — один из комиков Stand Up на ТНТ. О том, как он решился круто изменить жизнь, из-за чего высмеивает брутальных кавказцев и почему не шутит про Ислам — в его интервью для проекта Правила жизни Stand Up.

(мы встретились с Расулом в ресторане после его выступления)

Как все прошло?

Да не очень.

ПОЧЕМУ?

Такое бывает. Реагировали плохо — не так, как хотелось бы.

И что делать, когда так?

Ничего, идешь дальше жить.

А мне кажется, это так обидно.

Вот женщины зарабатывают на 20 % меньше, да, чем мужчины? Но никто не говорит, условно, о киргизах, которые получают меньше, чем вообще все

Не, уже вообще не обидно.

А сначала?

Уже интервью началось?

Ну, я включила диктофон.

Ты себя сдала вот этим «а сначала?».

На самом деле, вопрос абсолютно искренний. Был такой сайт W-O-S, они были очень андерграундные. И в какой-то момент женская часть редакции решила попробовать себя в стендапе — они выкладывали на сайте видео, как у свободного микрофона выступают. И было такое чувство, когда ситуация происходит у кого-то другого, а страшно и неловко тебе.

Они выступали со стендапом?

Да.

Нужно иметь смелость, чтоб выйти один на один с залом. Я помню, как выступил в первый раз. Средне выступил, но бывали и ужасные выступления. Это как на скейте кататься: если хочешь научиться делать трюк, чем чаще ты падаешь, тем потом у тебя круче получается. Но на скейте ты можешь что-нибудь сломать, а в стендапе...

Только психику.

Только психику, но это не так страшно.

Мы говорили с Женей Чебатковым, и я у него спросила, как он раз за разом переезжаетиз города в город, — я переезжала один раз, когда поступала в университет, и это был кошмар. Он сказал, что в стендапе в этом плане парням легче.

Намного.

рубашка, Needles, брюки, Dries Van Noten кроссовки, Flower Mountain; носки, Dirk Bikkembergs

Почему?

Ну, наверное, сейчас по-сексистски будет звучать, но это более мужской жанр все-таки. Женщинам тяжело. Элементарно: недавно у нас были гастроли и с нами была девочка-комик Вика Складчикова. Я с собой взял один рюкзак, а она с собой взяла все, понимаешь? Ей надо и накраситься, и волосы помыть. Иногда, организаторы, чтоб чуть сэкономить, делают по следующей схеме: вы приезжаете в город А, и, пока едете до города В , надо еще в Б заехать, поэтому ты только в городе С сможешь, условно, принять душ. Когда ты парень — тебе легче: расчесался на заправке, где-то в пути умылся. А девушке тяжелее. И это только один аспект.

Это потому, что когда девушка выходит на сцену, от нее ждут, что она будет хорошо выглядеть? Или потому, что девушка сама не пойдет на сцену с грязной головой?

Девушка сама не пойдет с грязной головой.

Ну, тебе легче.

Даже если бы у меня были волосы, я бы особо не парился. И в личной жизни, когда стендапом занимаешься, девушкам тяжелее.

То есть ты имеешь в виду, что девушкам в целом тяжелее жить?

Да.

А есть женщины-юмористы, которые тебе нравятся?

Мне очень нравится Элайза Шлезингер — я в голос смеялся. Там все было четко: она, во-первых, выглядит круто — у нее образ немного сексуальный, но в то же время не отвлекает тебя. И она очень круто отыгрывает — шутки, мысли... В России комики еще не научились нормально шутить — и парни, и девушки. Но вообще я считаю, что женщины — это самая угнетаемая группа людей. Еще чернокожие, наверное, и евреи — кого там больше всех угнетали? Но даже они не сравнятся. Я имею в виду, что женщин подольше мучили.

То есть феминисткам есть чем заняться в ближайшей перспективе?

Наверное, да. Но я и феминизм не поддерживаю, если честно.

Я часто сталкивался с тем, что выходил на сцену — и люди сразу чуть-чуть напрягались. А потом ты говоришь, условно: «Я хач» — и публика такая: «А, все, можно смеяться». Понимаешь?

У него в России плохая репутация, к сожалению. Не совсем соответствует сути движения.

Нет, я за то, чтобы у женщин были права равные, чтобы они получали равные зарплаты. Но я, знаешь, о чем думал? Вот женщины зарабатывают на 20 % меньше, да, чем мужчины? Но никто не говорит, условно, о киргизах, которые получают меньше, чем вообще все.

Это очень большая тема, что в России очень распространен расизм, но не столько по отношению к темнокожим, сколько по отношению к ребятам, которые приезжают с Кавказа, из ближнего зарубежья.

Да-да

А ты на себе это чувствовал?

Да, но сейчас уже меньше.

Это потому, что ты больше не работаешь такстистом?

Не работаю в такси, не ищу работу. Но я, во-первых, приехал в Москву в 2011 году, когда вот эти все Манежки были (11 декабря 2010 года на Манежной площади в Москве произошли массовые беспорядки, переросшие в столкновения с полицией. Поводом стала драка между Егором Свиридовым и Асланом Черкесовым за пять дней до этого. Свиридов был ранен из травматического пистолета и скончался. Черкесов приехал в Москву из Кабардино-Балкарии. — Правила жизни). Я сам из Кабардино-Балкарии. И раньше если кого и не брали на работу, то ребят из Дагестана, Чечни. А тот парень (Аслан Черчесов. — Правила жизни) был из моего города, с моего района. Я даже его видел. Мы не были особо знакомы, но я его знал. В итоге я не мог в Москве устроиться на работу.

Ты окончил на родине факультет туризма. Хотел по специальности работать?

После университета я работал гидом в Турции, в Анталье, — два сезона. Но быстро понял, что мне не нравится это все. Я видел там взрослых мужчин — им уже 40–50, а они все еще вот в этой теме. И это чего-то меня так напугало. Это какая-то тупая жизнь получается. Я решил: все, еду в Москву. У меня здесь тетя живет, у нее своя квартира, слава Богу. Я у нее жил.

Долго?

Года три.

Великодушная тетя.

Ну, во-первых, это кавказские семейные отношения, во-вторых, у нее большая квартира, а в-третьих, она, ее дети — все разъехались, и я жил в этой большой квартире один. И вот я приехал сюда, даже устроился в турфирму, продавал там какие-то чартерные билеты. Но сезон закончился, и меня сократили. Я думал, что сейчас быстро найду другую работу, но не смог. Поэтому стал водить такси. Сначала брал тачку в аренду, потом купил свою машину в рассрочку.

Получается, сколько ты лет проработал таксистом?

Наверное, с 2014 по 2016-2017 год — года два-три.

Когда ты понял, что все, можно больше не водить такси?

Не водить такси? Я хорошо помню, как я это понял. Такси — это реально безумие какое-то: нет никаких перспектив, вообще ноль, ничего нет. Ты просто садишься в машину и едешь, как дурак. Не хотелось так жизнь тратить. При этом дома (в Кабардино-Балкарии. — Правила жизни) у меня все было нормально, но и домой тоже не хотел возвращаться. Я думал: «Неужели Москва — такой огромный город, а я не могу здесь себя найти?» Я четко помню, как сижу однажды в своей машине, перед тем, как домой заехать, — это был поворотный момент — и думал : «Так, что я умею делать? Я умею водить машину, я зарабатываю на этом. Но что еще я умею?» И понял, что в школе, в университете всегда участвовал во всяких кавээнах, но это никогда не выходило за рамки города. Тогда я подумал: «Так, я умею шутить». Я погуглил, есть ли в городе открытые микрофоны, записался, пришел. Так нервничал на первом выступлении, что даже купил себе какое-то успокоительное. Очень страшно было. Но я выступил средне. Не облажался.

Смеялись?

Местами. Понимаешь, я тогда не умел писать шутки, я просто знал, что вот это смешно.

у меня есть шутки про жену, но у меня она, во-первых, реально не тупая. Я обычно шучу про то, что меня злит. Чтобы шутка получилась действительно смешной, онадолжна быть искренней

А как научиться писать шутки?

У каждой шутки есть «создание ожидания» и есть «слом ожидания», понимаешь? Грубо говоря (это не моя шутка), «мой дед умер во сне тихой смертью» — это создание ожидания, у тебя в голове рисуется сразу дед, постель. А «слом ожидания» — это уже сама шутка: «Правда, пассажиры в его автобусе кричали».

Одна из твоих ключевых тем — шутки про кавказцев.

Да, и я объясню почему. Во-первых, я кавказец, и это определяет меня полностью, от начала и до конца. Не в смысле, что я такой: «Сила, оружие!» Но моя национальность на меня влияет, как ни крути. Когда я приехал в Москву, я столкнулся с непониманием. Чтобы говорили: «Чурка, хач!» — нет, такого не было. Но было, что в комментариях к заказу такси писали: «Водитель славянин». Это было очень неприятно. Еще помню, как ко мне в машину садится какая-то женщина, я с ней начинаю говорить — нормально, на русском языке, который я знаю всю свою жизнь, как и все мои друзья, все наше окружение. А она такая: «Ой, а вы так хорошо по-русски говорите». Даже как-то фраза была, сейчас вспомню... Типа: «Ой, вас зовут Расул, а вы так хорошо по-русски говорите».

Ну, такой бытовой расизм люди в России даже не замечают за собой, мне кажется.

Я не обвиняю всех русских: «Какие вы плохие!» Нет, я понимаю, что многие вообще с другим сталкивались, у них негативный опыт. Но я-то приехал с другим опытом.

Я, если честно, не думаю, что у всех людей в России так много негативного опыта с кавказцами, на который можно опираться.

Есть негативная репутация, когда ты думаешь: «Нафиг связываться». И это нормально, я бы тоже так себя вел. Я понимаю, что человек мыслит ярлычно. Так легче. Я никогда в жизни не встречался с тем, что меня кто-то избил, мне кто-то нагрубил, но попытки снять квартиру, найти работу, в такси какие-то непонятки — это было первое, с чем я в Москве столкнулся. Поэтому я про это шутил. Вторая причина — а про что мне еще шутить? Вот выходит в зал, представь себе, чувак — лысый, с бородой. Первое, что он должен сказать, — это объяснить, почему он такой. Я часто сталкивался с тем, что выходил на сцену — и люди сразу чуть-чуть напрягались. А потом ты говоришь, условно: «Я хач» — и публика такая: «А, все, можно смеяться». Понимаешь?

А у тебя много кавказцев в твоей аудитории, как тебе кажется?

Да, сейчас очень много. Я недавно понял, что у каждого комика аудитория вот точно такая же, какой он. Вот у Саши Долгополова, я заметил, аудитория прям точно такая же, как и он: немного странно одетые, немножечко фриковатые. Ко мне, я замечаю, такие типы с бородами приходят. К Жене Чебаткову, например, приходят те, кто в рекламном бизнесе работает, креативщики. У Нурлана на концертах неимоверное количество казахов. Потому что они видят, что «это он, а это — я».

Когда я смотрела твои стендапы, я удивилась тому, что ты шутишь про токсично маскулинных мужчин, высмеиваешь таких карикатурных мужиков.

Они же очень смешные!

Да, я согласна. Но ты при этом мог бы пойти противоположным путем и, наоборот, этот образ отработать — примерить на себя образ патриархального мужчины.

И с его точки зрения шутить? Мне эта роль не близка вообще. Мне отчасти близка точка зрения патриархального кавказского мужчины, но иногда она тоже доходит до абсурда, как и у русского мужчины. Короче, эти мужики меня очень смешат. Я в Турции их часто видел — таких, которые «че там, че там, опа, опа». Это веселый персонаж.

При этом ни разу не слышала шутки, где ты бы шутил про жену.

Ну, у меня есть несколько. Но я недавно женился же, года полтора всего. Сейчас шутить про жену — это мейнстрим. Как и кавказцу шутить про «я — кавказец». Шутки про жену делают тебя невероятно популярным, они очень людям нравятся, потому что практически все женаты. Так вот, у меня есть шутки про жену, но у меня она, во-первых, реально не тупая. Я обычно шучу про то, что меня злит. Чтобы шутка получилась действительно смешной, она должна быть искренней.

У вас семья с традиционным укладом?

У нас — золотая середина. Я своей жене не разрешаю, к примеру, в гостях или при родителях меня подкалывать. Говорю ей потом: «Никогда так больше не делай».

Тебя это задевает?

Ну, у нас это не принято. Я же ее не избил. Я ей сказал: «Больше так не делай, пожалуйста, больше меня не подкалывай при моих друзьях или при моих родителях».

Потому что тебе дискомфортно?

Мне дискомфортно. И ей будет дискомфортно, если я буду при подругах ее подкалывать. Вот такие моменты. Что касается работы, например, пожалуйста, я жену не запираю дома. Хочешь в спортзал — иди. У нас довольно обычные общероссийские отношения в семье.

Я намерен всю жизнь со своей женой прожить, и когда ты стареешь, твоя жена рано или поздно становится сильнее, чем ты, — это факт. И потом — держись. В кавказских семья очень много женщин, которые рулят.

Как твои родственники реагируют на то, чем ты занимаешься, о чем ты шутишь?

Я стараюсь шутить так, чтобы потом, если что, я смог достойно ответить за свои слова — неважно, перед кем. Моя семья — папа, мама, два брата, сестра — замечательно относятся к стендапу, потому что я самореализуюсь, у них денег не беру. Я благодарен отцу, что он никогда не говорил: «Ты будешь делать так, как я тебе сказал! Я твой отец!» Нет.

А чем они занимаются?

Сейчас пенсионеры, но мой папа всю свою жизнь проработал главным инженером на строительных заводах. Мама работала в отделе опеки и попечительства, а потом она была в министерстве образования. Там очень часто заносят взятки, а моя мама ни разу ни одной не взяла. Даже я ей, помню, говорил: «Мам, ну возьми ты хоть одну взятку, компьютер мне купим». (Смеется.) Мой папа тоже чересчур честный человек, но я понимаю, что это круто. Потому что никто не может мне сказать: «Ты сын вон того, он был вором». Каждый раз, когда я приезжаю домой, если кто-то спрашивает: «Ой, а это чей сын?», говорю, что я сын Абдулкерима, и они такие: «Знаем-знаем».

Как уважаемого человека.

Да. Не прям так, что его все знают, но народ же небольшой. У нас два народа в Кабардино- Балкарии: кабардинцы и балкарцы. Я — балкарец, нас всего сто тысяч человек. Более-менее все друг друга знают.

Я не хочу забывать свои корни. Типа: «Так, короче, я теперь живу в Москве, занимаюсь стендапом, говорю что хочу, пошли все в жопу, я очень креативный и либеральный». Нет, я — Расул Чабдаров, у меня есть свои минусы, свои плюсы.

А ты чувствуешь, что стендап все больше и больше внимания к себе привлекает?

Да.

Многие считают, что стендап становится популярным, потому что в России все не очень со свободой слова и есть куча вещей, которые ты можешь послушать только у юмористов.

С этим я полностью согласен. Когда все плохо, остается только шутить. Даже если война идет, люди все равно шутят. Комик — это индикатор общества. Наверное, стендап — это последний свободный жанр. Когда реально ты можешь все что хочешь говорить — главное, чтобы смешно это было.

В СССР и России был КВН, в нулевых появился Comedy Club — и с его появлением как-то резко стало понятно, что КВН устарел. Ребята из Comedy Club были такие дерзкие, так разговаривали со звездами, зрителями — очень сильно отличались. Но сейчас, когда ты смотришь на них, тоже незримо чувствуешь, что это время ушло.

Они сами превратились в тех, над кем они шутили, это раз. Появились деньги, появилось что терять.

То есть комик должен быть голодным и злым?

Да, даже если у тебя куча денег. Ты должен быть всегда голодным, даже если ты сыт.

Ты чувствуешь, что у юмора в России в последние пару лет открылось какое-то второе дыхание?

Это факт. Но нужно понимать, что у нас в России стендап как жанр появился вообще недавно. Начиная, условно, с Руслана Белого и заканчивая каким-нибудь 15-летним комиком, который вышел на сцену и пытается шутить: даже в этой схеме Руслан Белый — все равно молодой комик. Мы все, так или иначе, находимся на одном уровне. Поэтому говорить: «Тот стендап, этот стендап»... Я могу сказать точно, что стендап — это не Comedy Club. Они стали закрытой системой, где не обновляется ничего, куда нельзя было попасть. А живой организм — это открытая система: одно поступает, старое уходит. Я думаю, что стендап не устареет. Это жанр, который очень разнообразный сам по себе. Как музыка.

Ты повышаешь свою самооценку, когда выходишь на сцену?

Я себя чувствую невероятно. Это всем комикам знакомо, когда ты вышел, всех разнес. И ты думаешь: «Ну все, я — Энди Кауфман, Джим Керри». А бывает, что ты выходишь, а там — полная тишина, и ты думаешь: «Что я за говно?»

Все творческие профессии подразумевают качели.

И мне так нравятся эти качели! Что сначала тебя поднимает до небес, а потом подзатыльником скидывает — и я лечу и обратно взбираюсь.

Мне кажется, это важно. Помогает не потерять адекватность.

Поэтому комики — адекватные люди. Вот я общался с певцами, рэперами. Не буду называть никаких имен. Рэперы — они немного такие, с небес упали. И ты думаешь: «Чувак, тебе сейчас 30 лет, еще два-три года — и ты уже все». Любовь к ним резко появляется — и резко пропадает. А в стендапе ты медленно, постепенно набираешь свою аудиторию. Условно, Карлин — я не любитель Карлина, но он в любом возрасте был классный.

Есть какая-то тема, на которую ты не будешь шутить?

Если бы я выбирал себе тему, на которую нельзя шутить, то это было бы что-то связанное с исламом. Во-первых, потому что я сам мусульманин, а во-вторых, это опасно, потому что есть масса неадекватных людей. Если я шучу, то я должен быть готов за это ответить.

У тебя есть понимание, что если ты пошутишь про ислам, ты можешь огрести, но у тебя нет такого, что если ты пошутишь про политическую обстановку, ты можешь огрести?

Если я пошучу про режим... Короче, это разные вещи — ислам и режим.

Я и не сравниваю, но ты живешь в России.

Короче, для меня не проблема шутить про ислам, или про режим, или про что-то еще. Но про ислам я не буду шутить. Я не хочу забывать свои корни. Типа: «Так, короче, я теперь живу в Москве, занимаюсь стендапом, говорю что хочу, пошли все в жопу, я очень креативный и либеральный». Нет, я — Расул Чабдаров, у меня есть свои минусы, свои плюсы. Есть то, что мне нравится в либерализме, условно, есть что-то, что мне не нравится. Так вот, мне все нравится в исламе. Если кому-то не нравится, то у меня нет претензий.

А шутки про мусульман-террористов шутить можно?

Они в основном стереотипные — типа «давайте взорвем зал» или что-то такое. Это стереотипы. Это больше даже о том, как вы обо мне думаете. Но ислам — это та точка, которая не дает мне потеряться в этой массе, в этом городе.

Тебе это помогало, когда ты переехал?

Да. В самые тяжелые моменты я лежал и просил Бога, чтобы было так и так.

Сбывается?

Ты не поверишь, но всегда. Возможно, я сам себя программирую, но всегда сбывается. Представим так: ты живешь один в большом городе. Это очень тяжело. А если ты еще и атеист, тебе тяжело вдвойне.

Могло бы быть такое, что ты бы женился не на мусульманке?

Тяжелый вопрос, если честно. Наши ментальности в каких-то моментах точно были бы разные. Давай так: я не религиозен, моя жена — современная женщина. Но мне важно было, чтобы она была моей нации. Ведь помимо того, что мне надо строить отношения с ней, мне надо строить их еще и с ее семьей. И когда у вас одинаковый менталитет, культуры, это намного легче. Плюс я уверен: если бы я женился не на своей, то я бы в Москве просто пропал. Мои дети бы потом говорили: «Наш папа был откуда-то оттуда — то ли Пакистан, то ли Гонолулу, не помню».

Тебе важно, чтобы они знали корни?

Я не хочу терять себя. Может, потому что это я из маленького народа. Ладно, если бы нас было 20 миллионов, но нас всего 100 тысяч человек в мире. Народик такой. Возможно, это комплекс, что мы можем потеряться. Возможно, это просто сидит у меня в голове.

Режиссер — Кирилл Кулагин

Оператор — Артем Замашной

Диджитал-директор — Анастасия Полетаева

Старший редактор — Жанель Куандыкова

Интервью — Анастасия Полетаева

Бренд-директор — Анастасия Подольская

Продюсеры — Анастасия Милованова, Инна Жаркова

Администратор на площадке — Дмитрий Житнушкин

Художник по свету — Мика Минасян

Кино осветитель — Илья Марченков

Сценический светооператор — Анна Шкумат

Сценический осветитель — Алексей Савинов

Стейджменеджер — Роман Симачев

Работник сцены — Ростислав Ченчеров

Механики — Денис Дубицкий, Евгений Белозеров

Фокус- пуллер — Александр Привалов

Фотографы — Turkina Faso, Даша Почерк

Ассистенты фотографов — Александр Куликов, Иван Филюшин, Константин Руденко

Стилист — Ольга Чуковская

Ассистент стилиста — Сергей Стифонов

Костюмер театра — Екатерина Феофанова

Макияж и прически — Юлия Точилова, Фариза Родригез

Монтаж — Кирилл Кулагин, Евгений Труфанов

Звукорежиссер — Иван Меркулов

Звукооператор — Митя Крупеня

Звукорежиссер театра — Татьяна Парьева

Музыка: Нина Карлссон — Princess of the Sheep; Ebb Loops — Untitled; The Thunderbeats — Lazy Afternoon

Цветокоррекция — Дмитрий Литвинов

Редакция Правила жизни выражает благодарность сотрудникам театра Crave и лично Елизавете Павловой за помощь в организации и проведении съемки.

Также благодарим телеканал ТНТ и социальную сеть ВКонтакте за поддержку проекта