Артисты фестиваля Правила жизни Weekend: инди-группа «Свидание» — о второстепенности текста, провинциальности, страхах и сути музыканта
Главные инди-романтики страны и известны проникновенными, меланхоличными песнями с вкрадчивым вокалом фронтмена Андрея Зеберти. Их музыка передает жизненный цикл влюбленного человека — от трепета первого свидания до горечи расставания и безразличия. Тема находит отклик не только в сердцах и умах эмпатичных слушателей, но и в умах кинодеятелей: так, в этом году «Свидание» подарили два трека («Музыка глаз» и «Любовь») суперуспешному сериалу Happy End. Эти и другие песни можно будет послушать на Правила жизни Weekend в Санкт-Петербурге 19 июня. Правила жизни встретился с фронтменом Андреем Зеберти и клавишником Антоном Макаровым в преддверии фестиваля.
У участников группы «Свидание» очень разнообразная география: Андрей живет в Сочи, при этом считаетесь вы все равно московской группой. Как вообще так вышло?
Андрей: Я родом из поселка Чертково под Ростовом-на-Дону, оттуда переехал в Петербург, потом только в Москву, где мы и организовали группу. Она поэтому московская. Но на момент выхода первого альбома я снова вернулся в Петербург. А потом переехал в Сочи. Я южанин, мне комфортнее на юге.
Мы абсолютно столицецентричная страна. И все люди, наоборот, стремятся переехать или в Петербург, или в Москву. На крайний случай — Екатеринбург. Как формируется музыкальная тусовка в провинции?
Андрей: Я в Ростове знал только группу Motorama. Мы с ними знакомы с самого начала, и я, по сути, вдохновился на создание группы, придя на их концерт. Тогда там было человек пятьдесят. А что касается Москвы... Мы вот называемся московской группой, но я вчера спрашивал у Вани (Иван Галицкий, гитарист «Свидания». — Правила жизни): «Ты чувствуешь себя москвичом, или все-таки с периферии?» А они с братом (Дмитрий Галицкий, басист «Свидания». — Правила жизни) из области, село Красная Пахра. Он говорит: «С периферии». И, по сути, у нас в группе только один москвич — Антон Макаров, он из Домодедова. И тот — барабанщик! (Смеются.) Но вот мы сейчас планируем запись альбома, и наша студия находится в Курске. То есть в регионах организуется какое-то комьюнити, и студийное, и профессиональное. И вот там прикольная студия, наши гитарист и басист когда-то играли в одной группе с будущим владельцем. Он фанатично настроенный человек, много лет собирал оборудование. Поедем туда летом записываться.
Я родилась в Москве, много где жила, в том числе в Петербурге. Но мне кажется, что ощущение человека, родившегося в большом городе, неизлечимо. А как ощущает себя человек из маленького города? Что для вас провинциальность? В хорошем смысле слова, конечно.
Андрей: В первую очередь это близость к природе: озерам, рекам, лесам. Я в Москве себя очень некомфортно ощущаю, от шума очень быстро устаю. Одна поездка в метро — и все, пора ложиться спать. (Улыбается.) Я в Петербурге и Москве жил, будучи подростком. В таком возрасте здесь очень интересно и здорово: много знакомств, концертов. Студенческое время должно проходить в больших городах. А потом это все заканчивается, и начинается семья, дети — уже некомфортно становится.
Когда я слушаю ваши песни, у меня возникает ощущение музыки, не привязанной ко времени. У вас это намеренно происходит? Вы избегаете современности в творчестве?
Андрей: Мы делаем то, что нам нравится, не следим за трендами, не смотрим в чарты. Хотелось бы и делать что-то вневременное, и кажется, у нас это получается.
Антон: Нельзя устареть, когда изначально играешь ретро.
Андрей: Да, нам просто нравится этот старый звук, как эстетически к нему подходят. Дело даже не в том, что мы избегаем современное — просто нам не особо близко то, что происходит сейчас. Было бы близко — использовали бы.
А что именно не близко?
Андрей: Электронный звук. Я люблю группы, в которых люди умеют играть на инструментах. Современные же группы состоят из людей, которые далеки от музыки, они, по сути, не музыканты.
Антон: За них играет компьютер.
Андрей: Если брать рэп-исполнителей, они используют в основном биты. Они скорее поэты. А мне нравятся музыканты.
Сейчас время артистов-брендов, которых волнует не только музыкальная составляющая. Есть ты — артист, и есть ты — персонаж. У вас не так. Вы как работаете?
Андрей: Мы недавно поднимали эту тему, и наш басист сказал, что хорошо видеть музыку в себе, а не себя в музыке. Вот мы первые, да. Возможно, если бы мы жили в Москве, как-то варились бы в этом. Но у нас ничего такого не происходит.
У вас на последнем альбоме «Музыка глаз» есть песня «Эрик Сати». Он помимо всего является автором концепции фоновой, «меблировочной» музыки. Как вы относитесь к такому роду музыки?
Андрей: Это же очень здорово. Иначе мы бы сейчас сидели в тишине. Мне на самом деле очень нравится такая музыка. И я считаю, что у нас она такая же. Ненавязчивая. Она может звучать, и ты можешь параллельно что-то делать. Я, наоборот, не люблю хитовую музыку, которая отвлекает от дел.
Антон: Когда Уоррен Эллис (британский автор комиксов. — Правила жизни) работает, он говорит, что ему важно, чтобы ты как будто зашел в комнату, слушая музыку. Она просто ассоциируется с пространством.
У вас очень романтичные песни. Но кажется, что современность романтику сильно дезавуировала. Жанр переосмыслен в феминистском ключе и не только. Каково быть романтиком в нынешнюю эпоху, есть у вас внутреннее несовпадение?
Андрей: Знаете, я слушаю очень много англоязычной музыки, но при этом очень плохо знаю язык. Мне нравится сама музыка. И когда я пишу, стараюсь ненавязчиво делать что-то похожее, выбирать нейтральные слова. Я не хочу никому ничего рассказать, ничего донести. Это просто набор слов. Я никогда не придавал значение текстам. Я хочу, чтобы они были нейтральными, чтобы не напрягали слушателя, чтобы не было каких-то ярких слов, а вокал чтобы был просто инструментом. Многие как раз говорят, что это не похоже на русский язык. Я стараюсь петь по-русски как по-английски. Есть люди, у которых талант писать на некую тему, которая беспокоит, а у меня нет такого таланта. Я пишу, что пишется.
От любой современной повестки вы, получается, тоже скрылись? Интересно ли то, что сейчас происходит со страной в политическом смысле?
Андрей: Со страной? Ну а мы чем поможем? Если бы мы были политиками... Да, мне не нравится то, что сейчас происходит. Мне мама говорила, что у меня врожденное повышенное чувство справедливости. И я вижу, что сейчас справедливости нет вообще. Но я не знаю, чем бы мог помочь. Поэтому стараюсь абстрагироваться от новостей — они выбивают из колеи: с каждым днем все хуже и хуже.
А чего вы боитесь?
Андрей: Наверное, смерти близких.
А старости?
Андрей: Вообще нет. Меня это напрягало, когда мне исполнилось 30 лет. Я тогда думал: вот, мне никогда уже не будет 20. А сейчас я думаю, что когда мне стукнет 40, я не буду думать, что мне уже не 30. Я даже не всегда могу вспомнить, сколько мне лет: тридцать пять, тридцать шесть? Тридцать шесть, да. Нет никакого ощущения возраста, хотя чувствую, что здоровье начинает подводить.
А вы, Антон, чего боитесь?
Антон: Ничего. Если живешь моментом, обретаешь внутреннюю неуязвимость.
Вы недавно участвовали в проекте, посвященном памяти Осипа Мандельштама (речь о трибьют-альбоме «Сохрани мою речь навсегда», для которого группа записала трек «Нежнее нежного...» — Правила жизни). Как вы оказались в проекте, почему выбрали именно этот текст Мандельштама для песни?
Андрей: Мы работали над альбомом в Петербурге. У меня были некие музыкальные идеи, зарисовки. Но не было текста. И тут мне звонит Саша Гагарин (фронтмен группы «Сансара». — Правила жизни) и предлагает поучаствовать в трибьюте. Я набираю в поиске «лирика Мандельштама» и вижу название — «Нежнее нежного». И, даже не читая стихотворения, я понимаю, что это оно! И мы это сделали. Через два часа после предложения прислали демку.
А что в целом на вас повлияло? Мы же все — некий продукт детства, того, что мы читали, слушали. Вот, например: типичная ростовская провинция, и вдруг появляетесь вы — человек в пиджаке, рубашке. Сильный контраст.
Андрей: Я никогда об этом не задумывался. Мне мой друг Феликс Бондарев, фронтмен группы RSAC, однажды сказал, что когда все пели тихую музыку, я играл громкую (в Ростове у меня была панк-группа Zeberti), а когда все стали играть громко, я, наоборот, тихо запел. Но это не специальный контраст. Это внутреннее ощущение мира. Я думаю, что очень сильно на меня повлиял шведский музыкант Джей-Джей Йохансон. Мне близко его видение и образ романтичного семьянина. Я был у него на концертах, и то, что он делает, близко к тому, к чему мы стремимся. Быть где-то в стороне от гущи событий. Его ведь даже на родине не знают. Это же здорово! Его не узнают на улицах, он может спокойно гулять.
Антон, а что сформировало вас?
Антон: Город Жуковский, в котором я родился. Он достаточно готический. У нас церковь в готическом стиле, такая нуарная атмосфера. И она усугублялась любимыми фильмами моей бабушки.
Изменился ли процесс создания песен? Каким он был в юности и какой теперь? Меняется ли подход, может быть, самокритики становится больше?
Андрей: В принципе, ничего не изменилось. Но в студенчестве я выпивал, и мне очень хорошо писалось в этом посталкогольном синдроме, когда ты просыпаешься после жесткой пьянки, не стесняешься себя вообще. Сейчас я совершенно не пью алкоголь, и уже появилось стеснение, потока сознания нет, работает внутренний цензор. Я не знаю, хорошо это или плохо.
У вас очень много фитов и творческих коллабораций, как они случаются?
Андрей: Это, наверное, от моей безотказности. По сути, мне не совсем нравится то, что выходит. Но в какой-то момент я понял, что надо говорить «нет», поэтому в последнее время мы перестали записывать совместные песни. Я хотел бы поработать с каким-то коллективом, но так, чтобы добраться до студии и там уже делать что-то вместе. А не так, что тебе присылают готовую песню, тебе остается пропеть туда текст. Это уже не музыка, а спорт. К примеру, Феликсу Бондареву я очень доверяю. Он мне ничего не предлагал, ничего не правил. Но у меня есть ощущение, что он может дать правильный совет. А другие люди дают советы, к которым я не могу прислушаться.
То есть тот случай, когда нужно найти своих и успокоиться?
Андрей: Да, это очень важно. Я недавно для себя вообще понял... ну, точнее, сформулировал, кто такой музыкант.
И кто же?
Андрей: Есть люди, которые играют на музыкальных инструментах, но не думают о музыке. Они как спортсмены. Приходят, отыгрывают концерт и забывают. Музыкант — необязательно человек, который должен играть на музыкальном инструменте или писать музыку, это в первую очередь человек, который каждый день думает о музыке.