Илья Лагутенко: «За 20 лет группа "Мумий Тролль" стала частью меня»

Илья Лагутенко рассказал главному редактору Правила жизни о морях, кораблях, новом альбоме и о том, каково быть музыкантом, чьи песни монетизирует Центробанк.
Тимофей Колесников
Не занимайтесь самолечением! В наших статьях мы собираем последние научные данные и мнения авторитетных экспертов в области здоровья. Но помните: поставить диагноз и назначить лечение может только врач.

СЕРГЕЙ МИНАЕВ: Ты как-то рассказывал, что на радиостанциях, куда ты приносил свой альбом в 1997 году, тебе говорили: эта музыка — туфта однодневная, а ты вообще закончишь свои дни в наркологической клинике.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

ИЛЬЯ ЛАГУТЕНКО: Да, часто так говорили.

СЕРГЕЙ: Кто-то спустя годы извинился?

ИЛЬЯ: Не помню, вряд ли. Одним из немногих, кто изначально поддержал нас, был Костя Кинчев. Но и он не удержался — как-то после концерта сказал мне: «Ты же понимаешь, никто не пройдет мимо "винта". И я через это прошел, и ты пройдешь!» Двадцать лет спустя я могу заявить, что избежал наркотиков. Более того, мне довелось встретить своих кумиров, чья музыка на меня повлияла. И они тоже избежали. Выходит, не все идут по пути стереотипов.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

СЕРГЕЙ: Хочу спросить тебя о людях, чья музыка повлияла и на меня. Каким образом сложился ваш альянс с Бреттом Андерсоном, вокалистом Suede?

ИЛЬЯ: Забавная история была. На Suede я в том числе равнялся, когда мы записывали первые альбомы «Мумий Тролля». И вот спустя несколько лет снимается безумный фильм «Параграф 78». Человек, отвечавший за саундтреки, решил, что в фильме должна быть правильная музыка. И пошел к своим любимым группам. Многие откликнулись. Так и мне предложили записать что-то вместе с Бреттом. И вот как-то вечером в Москве идет снег, мы сидим в баре возле кинотеатра «Россия», туда забегает Андерсон, и мы обсуждаем запись совместной песни. Быстро находим общий язык. Его группа тогда почти распалась, не гастролировала, он переживал — а тут новая работа, новые впечатления. Он разоткровенничался, мы прекрасно провели вечер. Закончилось все немного странно: я перевел половину песни на русский, а половину Бретт спел в своей студии без нашего присутствия. Мне запомнилась его фраза: «Если бы не я, карьера Дэвида Боуи давно бы закончилась». Он заявил это на полном серьезе. «Я перезапустил карьеру Боуи!» — сказал Бретт Андерсон.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

СЕРГЕЙ: Он трезвый был в этот момент?

ИЛЬЯ: Абсолютно. Он говорил: «Ты же слышал наш альбом Trash? В нем много отсылок к Боуи. Именно я вернул его широкой публике, а то о нем уже успели подзабыть. Интересная мысль на самом деле. Так можно сказать и про "Мумий Тролля" — многих мы открыли для российского слушателя. (Смеется.)

Элиот Ли Хейзел
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

СЕРГЕЙ: «Мумий Тролль» открыл как минимум Земфиру и еще одну очень хорошую группу, чья история, к сожалению, оказалась короткой, — «Сегодня ночью».

ИЛЬЯ: Да, многое не состоялось из того, что нам хотелось. Это были первые эксперименты. Каждый успешный артист думает: «Сейчас мы создадим свой лейбл, начнем открывать новые имена, соберем единомышленников!» И эти «старые песни о главном» наконец-то убьем — потому что их давно пора заменить. Казалось, что это возможно, что новые талантливые артисты — вот они, вокруг тебя, с миллионом новых песен, только выбирай: Земфира, «Сегодня ночью» и так далее. Но есть такая штука, как человеческий фактор, и зачастую он важнее любых договоренностей. Людей заносит, они уходят, ваши пути расходятся.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

СЕРГЕЙ: Какие у тебя отношения с Земфирой сейчас?

ИЛЬЯ: Никаких в общем-то. Уже много лет. Мы иногда встречаемся случайно. Здороваемся. Она рассказывает, что у нее происходит, про новые туры, пластинки, вообще как жизнь идет, что психолог ей советует. И так далее.

СЕРГЕЙ: Вы не ищете встреч?

ИЛЬЯ: Я не ищу встреч. Я честно признаюсь, что на протяжении вот уже лет десяти вообще не искал встреч ни с кем. Скажу так: я, наверное, не хотел влезать в чужое пространство. Я всегда считал, что люди должны совпасть друг с другом, увидеть друг друга на улице и понять, есть ли им о чем поговорить.

СЕРГЕЙ: Расскажи мне, как так вышло: конец 1980-х, русский рок на взлете, сложные тексты, полные стадионы на концертах, куча команд от «Звуков Му» до «Наутилуса», а потом остаются только три имени: «Мумий Тролль», Земфира и «Сплин». И большой поэт Дельфин. На мой взгляд, по крайней мере.

ИЛЬЯ: Мне самому непонятно. Мне кажется, что и другие как-то существуют. Можно, конечно, сетовать на то, что время изменилось. Действительно, в 1980-е музыка значила многое. Я вот до сих пор остаюсь меломаном, пишу, издаю музыкальные альбомы, ориентируюсь на формат виниловой пластинки. Нужно ли это кому-нибудь в России? Думаю, надо было все- таки эти «старые песни о главном» вычеркнуть.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

СЕРГЕЙ: Ты считаешь, проблема в них?

ИЛЬЯ: Я уверен, что они очень сильно повлияли на развитие вкуса. Может быть, это мне не близок ностальгический контент, я не слушаю такую музыку дома. Три хита готов послушать по специальному поводу, но не более того. В Лас-Вегасе есть небольшие театры, в которых поют и Барри Манилоу, и Барбра Стрейзанд. Съезди, послушай. Надо было по тому же принципу открыть казино на Арбате со «старыми песнями» — кому надо, ходили бы в это казино и слушали бы музыку из прошлого. И этого было бы достаточно.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Элиот Ли Хейзел

СЕРГЕЙ: Ты следишь за русским рэпом, который сейчас примерно то же, что и русский рок в 1980-е? Оксимирон, Хаски, все эти рэп-баттлы?

ИЛЬЯ: Отчасти. Во Владивостоке есть фестиваль V-ROX, который я сам придумал, чтобы открывать новые имена. Я слежу за тем, что происходит в музыке, опираясь на мнение людей, которые мне важны. Прихожу и спрашиваю: расскажите, что у вас тут интересного? «Мумий Тролль Music Bar» в Москве на Тверской тоже создавался как площадка для новых артистов. Там сейчас работает Саша Гагарин из группы «Сансара». Я всегда с ним советуюсь, каких музыкантов можно послушать, посмотреть, на какой концерт сходить. Но случись мне попасть на их живые выступления — муть, как правило. Непонятно, что в них интересного. Дело не в том, что я не врубаюсь. Много лет я ездил по мировым музыкальным фестивалям. Я помню, увидел в баре выступление рэперов из Чили, которые читали на испанском, — два мальчика и одна девочка, Ана Тижу, а в зале, как в анекдоте: трое русских, два японца и пара местных американцев — ее еле слышно, но оторваться было невозможно: глаза горели, необъяснимая энергетика! Вот что меня трогает. Она, кстати, теперь стала большим артистом в испаноязычном мире.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

СЕРГЕЙ: Что еще тебе интересно в западной музыке?

ИЛЬЯ: Наверное, это возрастное: мне стала нравиться landscape music. Есть такой термин. Нагромождение каких-то полотен из эмбиента, в которых ты растворяешься как слушатель. Я действительно в последнее время черпаю очень много вдохновения из такого сплава электроники и живых инструментов. Недавно к юбилею «Морской» мы готовили переиздание. У нас до сих пор сохранились оригинальные пленки, все записывалось в высоком разрешении, на 24 канала. Пленка лежала, пылилась. И тут приятель предлагает: давай, говорит, издадим аналоговую версию, как в старые добрые времена. На виниле. Год мы потратили на работу. Мои американские друзья сказали, что даже в дорогих студиях нет подходящего оборудования. Остались только единичные люди в Германии, Калифорнии и Японии, которые тиражируют с пленки. Был сложный процесс. И я снова вернулся к своим старым виниловым пластинкам, начал их переслушивать. Это затягивает. Думаешь: как странно звучит! Начинаешь менять звук, какие-то усилители, колонки. В детстве у меня был проигрыватель «Аккорд», и на нем все хорошо звучало! Потом думаешь: дело не в проигрывателе, дело в носителе. Покупаешь цифровые версии и понимаешь: фигня. Поэтому сейчас я пришел к так называемой ландшафтной музыке. Это как, например, Рюити Сакамото. Мне это интересно.

Тимофей Колесников
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

СЕРГЕЙ: Вы переиздали «Морскую» на виниле и в этот же момент запустили коллекцию с Гошей Рубчинским. Как это произошло?

ИЛЬЯ: Не только песни оказывают на людей влияние, но и какие-то визуальные образы. Из поклонников «Мумий Тролля» выросли и музыканты, и дизайнеры. Гоша Рубчинский дружил с нашим клавишником, диджеем Сашей DZA. Он хоть и моложе меня, но мы учились в одной школе. И вот мы с Гошей обсуждаем: у группы будет юбилей, давайте сделаем коллекцию одежды, стрит-фэшн. Нам обоим идея понравилась. С оформлением пластинки «Морская» случилась ведь целая эпопея. Изначально я хотел нарисовать картину в стиле Альберто Варгаса: полуобнаженная девушка, серф, волна — что-то такое. Наброски у меня были, но, к сожалению, не сохранились. Я подумал на переиздании эту идею изобразить. А Гоша сказал: «Вот ваш принт, все уже придумано». И запустили производство. Смешно, но у некоторых людей сохранилась наша первая линия мерча «Морской» 1997 года. И удивительно, что она ненамного отличается от свитшотов и маек Рубчинского. Мне коллаборация показалась очень интересной: Токио, Лондон, Нью-Йорк — коллекция вышла в один день в нескольких столицах, стояли очереди.

СЕРГЕЙ: Рубчинский делает успешную карьеру в моде. Почему, на твой взгляд, ни один из наших музыкантов не стал так же известен на Западе, как он? Я недавно прочитал у Игоря Григорьева (создатель журнала «ОМ». – Правила жизни) в фейсбуке (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации): «Нужно быть последним мудаком, чтобы в 2018 году петь на английском, будучи русским человеком».

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

ИЛЬЯ: Дело не в языке. Русский, японский, французский или итальянский музыкант — не важно. Вы что думаете, успех шотландского музыканта в рамках мирового музыкального рынка большой?

СЕРГЕЙ: Ему ближе ехать до Лондона или Нью-Йорка — туда, где задаются музыкальные тренды.

ИЛЬЯ: Я согласен, есть некий западный англоговорящий мир. Но есть и в той же Скандинавии абсолютно независимые, большие проекты в музыке. Чтобы участвовать в этом мейнстримном процессе, ты должен создавать песни, понятные большой аудитории. На национальном колорите далеко не уедешь. Есть примеры известных африканских музыкантов.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

СЕРГЕЙ: Юссу Н’Дур (сенегальский певец, в 2012-2013-е министр туризма и культуры Сенегала. – Правила жизни).

ИЛЬЯ: Только хотел его назвать. Вот его песню 7 Seconds все знают.

СЕРГЕЙ: Есть группа t.A.T.u.

ИЛЬЯ: Конечно. Есть история про мистера Трололо (Эдуард Хиль. – Правила жизни). В мировом контексте этого достаточно, чтобы сказать: ладно, ребята, мы тоже там были. Но говорить о том, что мы внесли вклад в мировую музыкальную индустрию, не приходится.

Тимофей Колесников
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

СЕРГЕЙ: У тебя сразу был такой трезвый взгляд на свою музыку?

ИЛЬЯ: Да, но мне тоже хотелось попробовать. Со мной происходила та же история, что и с Борисом Гребенщиковым времен Radio Silence. Мне до сих пор нравится этот его альбом. Но он исключение. Знаешь, сколько всего было сделано в Швеции, перед тем как появилась АВВА? Проще говоря, послевоенная Швеция решила: откроем дворцы культуры, будем людей учить музыке, чтобы они не шлялись на улице. Даже наши родители в детстве все поголовно ходили в музыкальные школы. Выросло поколение с мало-мальским музыкальным образованием. Раз — и случилась ABBA. А этих «абб» у них был миллион. Потом подобный музыкальный бум пережила Норвегия – вышла группа a-ha. Несколько поколений прожили без «старых песен о главном», но с образованием. А сейчас многие не умеют даже на гитаре играть.

СЕРГЕЙ: К концу нулевых установился термин global russians, к которому тебя часто относили. Ты себя чувствуешь «международным русским»? Ты сейчас житель скорее Лос-Анджелеса, чем Владивостока?

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

ИЛЬЯ: Слышали, как Тереза Мэй сказала: «Если вы думаете, что вы гражданин мира, вы гражданин ничего». Я думаю, в этом горькая правда. Но таких людей «отсюда и ниоткуда» достаточно много на земном шаре — не важно, откуда они вышли изначально. Их объединяет то, что сегодня мы называем технологическим миром, миром креативных индустрий.

СЕРГЕЙ: Ты много времени в Лос-Анджелесе проводишь?

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

ИЛЬЯ: Последние лет десять я там постоянно. Мой выбор связан с интересом к фестивальным форматам. Каждому музыканту хочется иметь свой лейбл, паб и фестиваль. Такой стереотип. Я понял, что и мое время пришло, году в 2011-м. Как устроен музыкальный бизнес? За европейскую часть в ответе Лондон. Там есть офисы музыкальных корпораций. За музыку в Америке отвечает Нью-Йорк. А все агенты по гастролям в остальных частях света работают в Лос-Анджелесе.

СЕРГЕЙ: То есть ты живешь там из-за производственной необходимости?

ИЛЬЯ: Люди хотят, чтобы с ними встречались лично. Их невозможно по почте или по телефону убедить, что фестиваль во Владивостоке — это не шутки: у вашего артиста тур по Корее и Японии, а привезите нам его сюда на денек. Людям такие вещи приходилось долго объяснять. Они не очень понимают, что есть такая точка на карте — Владивосток. Пока не сядешь, по карте не постучишь, фотографии в телефоне не покажешь, одного не свозишь, чтобы он своими глазами увидел, а потом рассказывал другим, — ничего не добьешься.

СЕРГЕЙ: При санкциях, с этим противостоянием Америке, стало сложнее заниматься букингом?

ИЛЬЯ: Безусловно. Сначала было тяжело, потому что рубль рухнул. В этом случае ты идешь к артисту напрямую. За ним приходится гоняться по всему миру — от Москвы до Токио. Туда я, кстати, летал, чтобы первую японскую группу привезти в Россию. Приходилось сидеть с агентами, ужинать, выпивать, доказывать: Владивосток не рядом с Санкт-Петербургом. «Десять часов лететь?» — спрашивали они. «Нет, сорок минут, это же вот, близко». И они не могли поверить. Убеждаешь, делаешь визы, привозишь, потом они выходят на сцену, играют, понимают, что люди, которые не знают ни их имени, ни их языка, аплодируют им — и артисты под впечатлением. Музыканты рассказывают друзьям: вот что у нас произошло, приключение!

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Элиот Ли Хейзел

СЕРГЕЙ: Робби Уильямс в «Правилах жизни» для Правила жизни сказал: «Надеюсь, что скоро моя семья будет достаточно обеспечена и я буду просто папой». У тебя как с концертной деятельностью?

ИЛЬЯ: Молодец Робби Уильямс, раз у него такие мысли. У меня, к сожалению или к счастью, другая ситуация — я не только езжу с концертами и пою. Я сочиняю, занимаюсь группой, которую создал, ей живу. За двадцать лет она стала частью меня, со мною вместе эти люди по жизни идут. Бросить все и сказать, что я теперь стопроцентный папа, у меня не получится. Слава богу, ни мои дети, ни моя жена не требуют, чтобы я сидел дома. Им наша жизнь тоже очень нравится, они так черпают вдохновение. Дети ездят со мной на гастроли, они видели мир и все, что происходит за кулисами, поэтому прекрасно понимают, что за всем этим стоит.

СЕРГЕЙ: У тебя большой тур с новым альбомом?

ИЛЬЯ: Я уже несколько лет не хочу думать о масштабных турах. Это бестолковое планирование. Каждую точку, где можно выступить в нашей стране, я прекрасно представляю, знаю, где живет слушатель. Я бы рад проехать по тридцати-сорока городам. Проблема в том, что...

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

СЕРГЕЙ:...эти города не могут себе позволить тебя.

ИЛЬЯ: Отчасти так и есть, и поэтому ты думаешь — а зачем? Я никогда не скажу: «Вы моего шоу недостойны». Речь о другом. Когда люди видят хороший концерт, например, в Москве, у них совершенно меняется представление. Я понимаю, что в ДК интимная, камерная атмосфера, людям нравятся песни. Но в ДК нельзя сделать шоу. Слушатель должен быть подготовлен.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

СЕРГЕЙ: О тебе говорят, что ты не только хороший музыкант, но еще и бизнесмен.

ИЛЬЯ: Действительно, жизнь заставила. Я вынужден быть бизнесменом, потому что никто за меня не сделает многих вещей. У меня негативный опыт общения с менеджерами. За всю мою жизнь ни одна встреча с ними не закончилась хорошо. Я доверяю людям, я верю, что они готовы взять ответственность за какие-то важные процессы. Но люди начинают этим пользоваться в своих интересах. Что очень обижает, становится горько потом. Вроде бы не такая уж сложная вещь — просто верить друг в друга. С деньгами расстаться – самое легкое, а как с людьми?

СЕРГЕЙ: К разговору о деньгах. Вы действительно продали право на использование песни «Владивосток 2000» в рекламе Центробанка за две тысячи рублей?

ИЛЬЯ: (Смеется.) Я первый раз об этом слышу.

СЕРГЕЙ: Видел клип с Набиуллиной?

ИЛЬЯ: Я видел клип. Нет, не было двух тысяч рублей. Нам позвонили, сказали, что есть такая идея: «Владивосток 2000» на слуху. Но я к этому не имею никакого отношения — просто забавный факт.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

СЕРГЕЙ: Круто же — звонит Центробанк и говорит: «Илья, здрасьте, мы тут хотим новые деньги выпустить. Номинал купюры навеян вашей песней».

ИЛЬЯ: Нет, никто не говорил, что они хотят выпустить деньги. Я думаю, что вся эта движуха началась с выбора изображения на новой купюре. Народ так включился! Баллы какие-то считали в прямом эфире — на «Евровидении» так не считают оценки. Было почти спортивное соревнование. И выиграл Владивосток. Потом мне позвонили, сказали: «Будем делать рекламную кампанию, чтобы люди не думали, что это фантик или шутка». Кто-то высказался, что нам заплатили. Но как Центробанк может заплатить?

СЕРГЕЙ: Ну вообще деньги в стране теперь только у него остались главным образом. (Смеется.) Мог бы на свой фильм попросить. На «SOS матросу».

ИЛЬЯ: Про «SOS матросу». История относительно простая, но я, честно говоря, не знал, куда вляпываюсь. Говорят, что там — снять кино? Каждый дурак снимет — сейчас покажу. Понятно, что детской мечтой было отправиться вокруг света под парусами. Жюля Верна начитался, «Пятнадцатилетний капитан». Не стал моряком, не в морское училище пошел, а китайский язык учить.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

СЕРГЕЙ: В тебе живет подросток из Советского Союза?

ИЛЬЯ: Всегда жил. И вот я говорю: «Можно было бы пойти на корабле вокруг света». И один из моих знакомых отвечает: «Есть суда при морских училищах, где учатся курсанты, может, узнать?» Потом сообщили: есть барк «Седов», уходит тогда-то, и вас могут взять на борт — делайте что хотите. Давайте снимем кино в кругосветке, подумали мы. Снять — сняли, но с тех пор минуло пять лет, пока фильм наконец не вышел на экраны в таком виде, к которому лично у меня нет претензий.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

СЕРГЕЙ: О чем этот фильм? Это бесконечный концерт на борту корабля?

ИЛЬЯ: Сначала хотелось придумать какую-то историю, а путешествие использовать как декорацию. Историю группы, которая отправляется завоевывать мир. Потом группа получает «Грэмми». Между делом мы заходим в каждый порт и устраиваем там концерт вместе с местной группой. В Кейптауне, например, нам дали шикарное место прямо посреди городской набережной. Там мы закатили запоминающийся концерт! Финал фильма должен был сниматься в Сан-Франциско. По нашей идее: судно заканчивает кругосветку там, и вот «Грэмми» на блюдечке. Этого не получилось, где-то мы задержались, ветер дул не в ту сторону. Закончили у крепости Форт-Росс. Я так видел историю. А многим моим товарищам все это не казалось веселым мероприятием. Они думали, что это бесполезно.

СЕРГЕЙ: Сколько времени вы на это угрохали?

ИЛЬЯ: Достаточно. Пять лет. За это время новый состав коллектива сформировался. Мы записали новый альбом.

СЕРГЕЙ: Где ты его писал?

ИЛЬЯ: В Лос-Анджелесе. Мы познакомились с одним человеком. Он даже не энтузиаст, а историк звукозаписи. Он собирает старые винтажные музыкальные инструменты. Но пошел еще дальше и купил здание, в котором когда-то располагалась одна из первых звукозаписывающих студий для CBS. Музыкантам там очень нравится — столько старых инструментов! На запись мы потратили недели две. Рекорд для группы «Мумий Тролль». Получился эмоциональный альбом. Двенадцать песен записали, но войдут в него только десять. Не издавали долго. Из-за концертов к юбилею «Морской», гастрольных туров, фестивалей. Теперь я понимаю, что вся эта фестивальная жизнь выбила меня из колеи. Надо обратиться к корням. ¦