Проза Правила жизни: отрывок из романа «Рюрик» лауреата «Национального бестселлера» Анны Козловой
А Марта с Михаилом все ехали. Они миновали Вологду и подъезжали, как я и обещала, к Вельску, где Михаил свернул на заправку.
Марта спрыгнула с мотоцикла и побежала в туалет. Михаил слез с R1200RS не так проворно. Откинул крышку бензобака, вставил пистолет и вынул из кармана телефон. К его огромному удивлению, телефон был выключен. Включив его, Михаил обнаружил последствия маленькой женской мести: сообщение от Лены, в котором литературными были только предлоги «в» и «на», а также вопросительный знак от своего лучшего друга Алексея Столярова, получившего рекомендацию «сосать ***». Другие адресаты то ли еще не прочли послания, то ли прочли, но решили не отвечать.
Михаил никогда не сталкивался ни с чем подобным. Он не понимал, что делать.
Марта тем временем вышла из туалета и как ни в чем не бывало прогуливалась по магазину на заправке. Взяла чипсы, газировку, два шоколадных батончика и вывалила все это на прилавок у кассы, около которого в полном оцепенении торчал Михаил.
— Вместе посчитать? — спросила кассирша.
Марта кивнула, словно это подразумевалось само собой, как вдруг Михаил громко и твердо произнес:
— Нет.
— Не вместе? — уточнила кассирша.
— Нет, — повторил Михаил, — не вместе.
Кассирша посмотрела на Марту:
— Четыреста семьдесят.
Та, пожав плечами, вытащила из кармана мятые купюры и расплатилась. Михаил вышел на улицу. Марта следом.
— Что-то случилось? — спросила она.
Он сунул ей под нос свой телефон:
— Ты это сделала?!
— Я?.. — Марта захлопала ресницами.
Михаил ухватил ее за плечо и больно стиснул.
— Никто, кроме тебя, этого сделать не мог! — заорал он.
Марта громко взвизгнула. Люди на заправке обернулись.
— Я ничего не делала! Клянусь! — Марта расплакалась.
— Пошла ты на хер! Больная сука! — Михаил оттолкнул ее, и она, нелепо взмахнув руками, плюхнулась на землю.
— Мужчина, вы что делаете?! — возмутилась тетка, заправлявшая красный седан с туфелькой на заднем стекле.
Михаил повернулся к ней и, вращая глазами, рыкнул:
— За собой следи!
Марта громко всхлипывала, потирая разбитый локоть.
— Я ничего не сделала! — причитала она жалобно. — Ничего не сделала!
Михаил развернулся и, скрипя штанами, зашагал к мотоциклу. Тетка возле красного седана выглядела слегка разочарованной, что все закончилось, во-первых, так быстро, а во-вторых — ничем.
Но воздух, как мы с вами знаем, полнится духами злобы поднебесной, в массе своей они обычно безобидны и стараются держать нейтралитет. Но когда случаются ситуации конфликтные вроде этой, на заправке, эти древние духи, чтобы не слишком вникать, встают на сторону того, кто сильнее всех желает. И еще одно немаловажное условие: желает того, что может именно в данный момент осуществиться.
Выходил такой вот расклад: Михаил желал справедливости, но духи-то в курсе, что справедливость если и торжествует, то в парадоксе, а не в скандале; Марта желала избежать наказания за преступление, и духи, конечно же, приметили ее, но наказание никогда не бывает соразмерно преступлению, поэтому они решили выждать; а вот тетка, прилепившая туфельку на заднее стекло своего авто, желала всего лишь драки, и духи с облегчением устремились к ней.
Заказывали? Получите!
Михаил не успел дойти до мотоцикла, как его кольнуло воспоминание о белых «рибоках». Об унижении, которое он претерпел в магазине, об улыбке продавщицы — и не таких ломали! Он развернулся и двинулся к Марте. Она попыталась встать и убежать, но он поймал ее за вихляющийся на ветру хвостик и грубым толчком снова швырнул на землю.
Это уже слишком!
Тетка заорала в голос, привлекая внимание находящихся на заправке мужиков.
Задыхаясь от бешенства, Михаил прошептал:
— Снимай кроссовки!
Марта закрыла руками лицо и голову. Какой-то дальнобойщик в трикотажных трусах и пластиковых тапках, из которых торчали нестриженые желтые когти, переваливаясь, как медведь, двинулся на Михаила.
— Че, подраться захотелось? — бормотал он. — Давай со мной! Или ты только с телками дерешься?
— Мужик, отвали! Не лезь не в свое дело! — бросил Михаил, и что-то в его интонации заставило дальнобойщика притормозить.
Опустившись на корточки, Михаил принялся стягивать с Марты кроссовки. Она сучила ногами и билась, точно угодившая в капкан лиса.
— Безобразие какое! — надсаживалась владелица красного седана, обращаясь теперь к двум бандитам, подъехавшим к заправке на черном «мерсе» с тонированными стеклами. — Подонок! Посмотрите, что он делает! Господи! Да вы мужчины или нет?!
Бандиты решили не упускать возможности безнаказанно набить незнакомцу морду и без промедления набросились на Михаила. Дальнобойщик в последний момент решил не участвовать в избиении, ограничившись подбадривающими выкриками:
— Урод, а! Бьет женщину!
Михаил получил удар ногой в поясницу. Он скорчился на асфальте, ботинки бандитов проверяли на прочность его живот, грудь, пах. Тетка забыла про свой красный седан — валькирией она носилась вокруг бандитов, призывая отомстить за всех избитых женщин. Первые капли крови брызнули из разбитого носа Михаила, будто ягоды брусники из корзинки с прохудившимся дном, и духи злобы поднебесной пали оземь и принялись слизывать кровь длинными черными языками.
Больше крови!
Еще удар!
Трещали лицевые кости, чмокала под ударами ботинок плоть, и пока все эти парни, явно не раз и даже не два в своей жизни избивавшие женщин, сияли в ореоле праведного возмездия, Марта вскочила, вытащила из бака R1200RS пистолет, запрыгнула на мотоцикл, завела его и выехала с заправки.
Направо — шоссе, налево — грунтовка. Выбирай, Марта.
Несколько секунд она колебалась: ехать по шоссе ей было попросту страшно, но она убедила себя, что не страшно, а неразумно. И, свернув на грунтовую дорогу, она медленно поехала вдоль обочины. Как часто с ней случалось, последствия собственных поступков Марта начинала оценивать, лишь отрезав себе какие бы то ни было пути к отступлению.
Зачем она украла у Михаила мотоцикл, который и водить-то толком не может? Куда она направляется без карты и навигатора? Не лучше бы бросить мотоцикл здесь, вернуться на шоссе и попробовать снова поймать попутку?..
А если она не успеет? Если кассирша с заправки уже вызвала полицию? Если Михаил все им расскажет? Если он начнет рыскать по окрестностям на полицейской машине, если пообещает ментам денег за то, что они поймают Марту и изобьют ее?..
Ужаснувшись таким перспективам, Марта поддала газу, и R1200RS послушно рванул по ухабам — главное, отъехать подальше, а там видно будет.
Минут через сорок вполне достойной для новичка езды грунтовка оборвалась. От нее, как два рукава от рубашки, в противоположные стороны уходили два проселка. Не слишком задумываясь, Марта выбрала левый. Под колесами заскрипел песок, ехать стало труднее, но Марта не сдавалась.
Она понизила передачу, повторяя про себя все, что успел рассказать Михаил о тонкостях управления R1200RS.
Ты едешь туда, куда ты смотришь!
Никогда не трогай тормоз в повороте!
Она все делала правильно, но правила не сработали.
Она смотрела туда, куда едет, но трактор, проезжавший по проселку несколько дней назад, слегка забуксовал на повороте и оставил глубокую колею. Тракторные колеса разметали щебень, обнажив глину, а заморосивший позже дождь наполнил ямы лужами. Марта яму заметила, но R1200RS уже входил в поворот, а значит, газ она сбросила.
Переднее колесо мотоцикла заскользило по глине, и Марта подумала, что нужно открыть газ, ё– это была правильная мысль, но доля секунды, что потребовалась на ее обдумывание, оказалась роковой.
Марта открыла газ позже и сильнее, чем было нужно, потому что попросту испугалась. Страх парализовал ее мышцы, и, вместо того чтобы перенести корпус назад при ускорении, она подалась вперед, почти прижавшись грудью к баку.
Марта об этом, конечно, не задумывалась, но колеса R1200RS предназначены для езды по шоссе, а не по пересеченной местности. Гладкая резиновая поверхность сверхнадежно сцепляется с асфальтом, но скользит на песке и глине.
Как только Марта открыла газ, заднее колесо повело, и Марта спустила ноги с подножек, чтобы отталкиваться ими от земли для надежности. А делать следовало как раз наоборот: привстать на подножках, тем самым понизив центр тяжести, и ехать «внатяг», по выражению опытных пользователей.
Еще один рывок, еще один занос — и Марта решила перейти с третьей передачи на первую.
Это привело к тому, что мотоцикл буквально прыгнул вперед, от ужаса Марта придавила задний тормоз, и колеса пошли юзом.
Мотоцикл завалился на левый бок, а Марта скатилась в кювет.
Какое-то время она лежала в грязи, не вполне сознавая, что случилось, но потом вскочила и бросилась поднимать R1200RS. Зажигание она так и не выключила и, поднимая мотоцикл за руль, задела ручку газа, отчего проселок сотряс оглушительный рык.
Марта перепугалась еще сильнее, но до нее наконец дошло, что надо заглушить двигатель.
Она сняла шлем, положила на обочину и снова попыталась поднять мотоцикл. Задача оказалась непосильной. Марта тянула байк вверх, ухватившись за рулевую колонку, но приподнять R1200RS больше чем на двадцать сантиметров не получалось. Тогда Марта развернулась к мотоциклу спиной и попробовала поднять становой тягой. Но R1200RS, увы, лежал на подножке. Марте удалось несколько приподнять его, мотоцикл уже нужно было поставить, но тут ее новые белые «рибоки» заскользили на глине, и ужас от мысли, что мотоцикл сейчас упадет на другую сторону, оказался сильнее элементарной логики.
Пот заливал Марте глаза, она взмокла, воздух вокруг звенел от комаров, которых она не могла ни отогнать, ни прихлопнуть. Чем больше она старалась, тем сильнее мотоцикл зарывался в глину и тем меньше оставалось у Марты сил.
Запястья горели, колени дрожали, комариные укусы нестерпимо чесались.
Марта решила передохнуть. Вынув из рюкзака бутылку с водой и выпив пару глотков, она посмотрела на облепленный глиной мотоцикл, и тут ее осенило.
А зачем, собственно, мучиться и поднимать его? Не достаточно ли просто немного подтянуть R1200RS за руль с левой стороны и ногой отогнуть подножку? Если мотоцикл будет стоять, она сможет на него сесть и спокойно поедет дальше!
Без долгих размышлений она осуществила задуманное: удерживая двести пятьдесят килограммов железа, ногой шарила под брюхом мотоцикла в по-исках подножки, вены у нее на висках вспухли.
Как ни странно, Марте удалось отогнуть подножку, она села на мотоцикл, завела мотор, но в этот момент подножка ушла в глину и R1200RS со стоном и скрежетом снова завалился на бок.
Марта успела спрыгнуть.
Ну все, достаточно.
Полностью выдохшись, она открыла кофр, снова вынула рюкзак, положила на его место шлем, закрыла кофр, оставила ключ в замке и двинулась по проселку прочь от бесполезного мотоцикла.
Дождь, вяло угрожавший весь день, вдруг опомнился и перешел от угроз к действиям, да еще с таким проворством, словно боялся куда-то опоздать. Идти по вмиг намокшей глине было тяжело, да и обида от того, как все получилось, не придавала Марте сил.
Она брела, размышляя о том, до чего же мир несправедлив к ней, о том, что самые простые ее желания и потребности наталкиваются на непреодолимые преграды. Марта всего лишь хотела съездить в город, где жила (и, возможно, живет!) ее мать, что здесь такого? Но сначала ей пришлось сбежать из интерната «Полигистор» (эти суки никогда бы не разрешили уехать без ведома отца, а он, в свою очередь, никогда бы не разрешил ехать в Архангельск), потом она встретила этого психопата Михаила (который сначала насиловал ее, а потом вообще чуть не убил), а теперь она одна, неизвестно где, и неизвестно, как отсюда выбираться.
По-настоящему жаль ей было только мотоцикл. Не потому, что она к нему привязалась, а потому, что ущерб, нанесенный ему, можно было посчитать.
В отличие от преступлений, бездумно совершенных Мартой и ранивших лишь чужую душу, ее насилие над мотоциклом испохабило его внешний вид. А каждая испорченная деталь имела вполне конкретную стоимость.
Спотыкаясь, Марта ковыляла по раскисшей дороге и переживала за новенький
R1200RS, наполовину зарытый в глину посреди леса. Она прикидывала, сколько денег потребуется на замену треснувшего пластика, ужасалась судьбе правого зеркала, отлетевшего куда-то в траву. Она не подозревала, что уже через несколько часов все это потеряет для нее какое-либо значение.
Дождь усиливался.
По ощущениям, Марта шла уже не меньше получаса, но не встретила ни одной живой души.
Тут она остановилась и посмотрела на лес.
Она помнила, что проселок тянулся вдоль леса, огибая его, а грунтовка, с которой она съехала, находится на севере. На мотоцикле она тащилась около получаса со скоростью не больше сорока, сколько же ей идти пешком, под дождем? Час, два? Пока она доберется до шоссе, наверняка стемнеет.
Решение срезать дорогу через лес лишь прикидывалось логичным, на самом деле оно было продиктовано все тем же страхом, что уже погубил мотоцикл. Марта не задумывалась о том, что обстоятельства на дороге бывают сильнее любого человеческого мастерства, что жизнь в своем истинном, конечном проявлении не предполагает искупления вины за кусок металла, брошенный на обочине, что, сворачивая пускай с плохой, но дороги, ты оставляешь на ней богов моторов, айфонов и выученных уроков, ибо в лесу у них власти нет, уроки их бесполезны и они не смогут защитить от других богов.
Марта вошла в лес и двинулась на север.
Она рассчитывала пройти насквозь участок леса в несколько километров, чтобы не делать крюк вместе с проселком, и таким образом сэкономить время.
Дождь в лес еще не проник, Марта шла по сухой твердой почве, настроение у нее улучшилось, она почти гордилась своей находчивостью.
Леса она не боялась — в детстве они с отцом постоянно ездили в деревню, где он хотел построить дом, но так и не построил. Поэтому ночевали они в гостинице, а днем отец водил Марту в чащу, в своей брезентовой куртке, которая была ей как плащ, в желтых резиновых сапогах, с корзинкой для грибов и ножиком, чтобы срезать их, не повреждая грибницу.
Каждый раз Марта требовала посох, как у пилигрима, и отец находил для нее подходящей длины палку. Грибы потом приходилось выкидывать, ведь дома у них не было и жарить их было негде. Правда, отец утверждал, что грибы съедят ежики.
Они с Мартой устраивались на берегу лесного озера и обсуждали свой будущий дом: где будет печка и какая, сколько комнат стоит сделать на первом этаже, а сколько на втором, какие кусты посадить перед крыльцом. Так продолжалось несколько лет, а потом они перестали ездить в ту деревню и о доме больше не разговаривали.
Увлекшись воспоминаниями, представляя себя в брезентовой отцовской куртке и желтых резиновых сапогах, Марта не заметила поваленное дерево, зацепилась за ствол носком кроссовки и упала плашмя.
Она больно стукнулась подбородком, ахнув, привстала и сплюнула на землю кровь.
Джинсы не спасли ее коленки, а тонкая рубашка — локти, вдобавок, падая, она инстинктивно выставила вперед ладони.
Запястья, и без того истерзанные бессмысленными попытками поднять двести пятьдесят килограммов железа, хрустнули.
Марта сидела на земле, чувствуя во рту железный привкус крови, и потирала ободранные руки.
Кое-как она поднялась, отряхнулась, и тут ей захотелось писать.
Она огляделась, сняла рюкзак и присела под толстой сосной с позеленевшей от времени корой. Из нее вырвалась горячая, несущая облегчение струя, и Марта, закрыв глаза, вдыхала знакомый с детства запах смолы. Запах оживил воспоминания, ей захотелось найти на стволе трещину, маленькую рану, сочащуюся смолой, собрать смолу пальцами и скатать липкий, горький, если его лизнуть, шарик.
Внезапно воздух вокруг Марты стал плотным, наполнился упругим и упрямым гудением, а когда она открыла глаза, то обнаружила, что из трухлявого бревна, на которое она писает, выбираются возмущенные осы.
Обрызгивая ляжки последними каплями мочи, Марта вскочила, собираясь прыгнуть в противоположную от бревна сторону, но прыжок остановили спущенные джинсы, и Марта опять упала. Только теперь на голую задницу, в которую немедленно впились иголки.
Ее пронзил ужас, что это укусы, и с дикими воплями она забилась в хвое, пытаясь натянуть джинсы. Так продолжалось несколько бесконечных секунд, пока паника не сменилась истерическим хохотом — Марта увидела себя со стороны.
Она встала, натянула джинсы и приказала себе успокоиться.
Осы, казалось, были удовлетворены тем, что больше на них никто не писает, и убрались обратно в свой трухлявый домик.
Достаточно на сегодня, не правда ли?
Мало того что она расколотила чужой мотоцикл, так еще и штаны обмочила. Кто поверит ее россказням про ос, даже вздумай она об этом рассказать? Все решат, что она просто обоссалась, а про осиное гнездо придумывает.
Последнее соображение приглушило юмористический экстаз.
Марта внезапно поняла, что, если бы вовремя не отскочила, осы и в самом деле напали бы на нее и всю изжалили.
И что произошло бы, покусай ее осиный рой?
Марта подобрала рюкзак, закинула его на спину и быстро пошла прочь.
Осы не ужалили меня, повторяла она про себя, не ужалили, ничего не было. В детстве, когда Марта в брезентовой куртке и желтых резиновых сапогах бродила с отцом по лесу, у них было заведено правило: не болтать попусту. Отец объяснил, что ему лучше всего думается, когда он гуляет, поэтому на лесных прогулках он думал, а Марта беседовала сама с собой. Теперь, оказавшись в лесу совершенно одна, она словно оживила того старого, глупого, задиристого собеседника, по десять раз задающего дурацкие вопросы.
А если бы было? Что бы было, если бы было?
Марта изо всех сил старалась не обращать внимания, но не сдержалась:
— Тогда я бы убежала!
В ответ раздался смешок:
— Ты правда думаешь, что смогла бы убежать от роя?!
За годы молчания внутренний собеседник не поумнел, зато набрался дерзости.
— Значит, я бы спряталась! — заорала Марта.
Он только этого и ждал.
— И что бы было? — заладил он. — Что бы было? Что бы было, если бы ты не убежала? Сколько осиных укусов может выдержать человек? Ты помнишь, Марта?
— Отвяжись!
— Что бы было, Марта?
Она зажмурилась и потрясла головой.
Впереди между соснами высился огромный муравейник.
Марта подошла к нему и остановилась. Возмущенные вторжением муравьи немедленно атаковали ее кроссовки.
Поваленное дерево, падение, осиный домик — все эти события разволновали Марту, но сами по себе не вызывали страха. Все, что с ней случилось за то время, что она находилась в лесу, было пусть неприятным, но вполне ожидаемым.
В отличие от муравейника.
Марта не могла понять, что с ним не так, но что-то было не так.
Мозг сигналил об опасности, но она не могла распознать сигнал. И не понимала, где опасность. Это было странное состояние — на той грани, где встречаются социальный опыт и инстинкты, выученные правила и темные желания, иррациональные страхи и здравый смысл, всегда призывавший их игнорировать.
Марте чудилось, будто ее сознание раскололось и вместо одной Марты перед муравейником стояли две — знающая ответ и не знающая его.
Не знающая ответ Марта растерянно, как девочка, потерявшая любимое колечко, перебирала воспоминания в шкатулке. Шкатулка была игрушечной, в ней лежали пешеходные переходы, где надо смотреть сначала направо, потом налево, незнакомцы, с которыми нельзя говорить, железные качели на звенящем морозе (не лизать!) и правило никогда не соглашаться без презерватива (ха-ха). Там не было ничего похожего на муравейник.
Не знающая ответ Марта беспомощно смотрела на Марту, знающую ответ. Не знающей Марте было семнадцать, знающей — четыре. Она стояла возле муравейника в отцовской брезентовой куртке и желтых резиновых сапогах и помогать не собиралась.
— Ты никогда мне не верила.
— Но в шкафу ведь не было чудовища! И клоун не хотел меня съесть!
— Тогда ты сама знаешь, что делать.
«Конечно, знаю, — подумала Марта. — Взять себя в руки и идти на север. Как и собиралась».
Она поправила рюкзак и пошла дальше, держа курс на север, но забирая на несколько градусов влево, как учил ее отец.
Человек инстинктивно идет вправо в лесу, так устроен его мозг.
Лес постепенно редел, и это радовало Марту. Она шла уже почти час и рассчитывала выйти на проселок минут через пятнадцать.
Ее расчет траектории был в целом верным, как и попытка держать курс чуть левее, — единственным, чего Марта не учла, была скорость ее движения.
Чтобы срезать край леса, который огибал проселок, нужно было идти по самой кромке, лишь через два километра взяв на север, и пройти еще километр леса насквозь. Она же двигалась строго перпендикулярно к проселку, удаляясь от федеральной трассы Архангельск — Вологда и приближаясь к северо-западной границе Сийского лесного заказника, раскинувшегося на сорок три тысячи гектаров.
Деревья поредели, и Марта ускорила шаг. Тишина сменилась ровным шумом, который Марта приняла за шум машин.
Впереди она уже видела просвет — лес обрывался. Но не проселком, как она думала, а ущельем.
На каменистом, с песчаными проплешинами склоне росли искривленные сосны и карликовые березы, внизу шумел ручей. Вода, набегавшая на пороги, сдвигала камни и гальку и производила звук, похожий на звук двигателей.
Ущелье простиралось вправо и влево, насколько Марта могла видеть. Глубина его на глаз составляла метров сорок. В этот момент она поняла, что было не так с муравейником.
Муравьи любят, чтобы в их окна светило солнце, Марта.
Она скинула рюкзак, села на землю и заплакала.
Идиотка!
Муравейник стоял у дерева, значит, север был за деревом, а она все это время шла на запад.
У воды комаров стало еще больше. Если в лесу они почти не беспокоили ее, то на открытом пространстве она едва успевала их убивать. К тому же к комарам присоединилась мошка, она жалила больнее, и покусанные места тут же начинали гореть. Марте захотелось пить. Она открыла рюкзак и достала бутылку газировки, купленную на заправке.
Береги воду, Марта.
Она замерла, не успев поднести горлышко к губам. Это ее единственная вода. Марта сделала маленький глоток, потом еще один, потом закрыла бутылку пробкой. Если она заблудилась...
Конечно, заблудилась.
Марта вывернула рюкзак. На землю вывалились два желтых и два красных носка, трусы, книга Алена Роб-Грийе, которую она открыла один раз и читать это было невозможно, тушь для ресниц, помада, обещавшая оттенок «матовый шоколад», упаковка тампонов «Котекс», сарафан Любы Красиловой с открытой спиной и флакончик антисептического геля для рук «Роза» — «Ваши руки пахнут розами, где бы вы ни находились». А также пакетик чипсов и два шоколадных батончика. В боковом кармане обнаружилась сплющенная упаковка «ригли».
Мята обладает седативным действием, Марта. Поэтому она входит в большинство успокаивающих средств.
Ей нужно было успокоиться. Просто выдохнуть. Марта развернула пластинку «ригли» и засунула в рот. Бумажку она смяла и бросила в рюкзак.
Ни в этот момент, ни после ей не пришло в голову, что по следам, которые она оставит, ее можно будет найти или хотя бы проследить ее путь. Ладно, она не смогла срезать дорогу через лес. Это придется признать.
Она шла больше часа, значит, примерно столько же ей потребуется, чтобы вернуться на проселок, к тому месту, где лежит R1200RS.
Когда она вошла в лес, она думала, что движется на север, хотя на самом деле шла на запад. Это неважно, важно то, что она помнит ориентиры — муравейник и поваленное дерево.
Марта прихлопнула комара и запихнула свои пожитки обратно в рюкзак. Солнце уже клонилось к ущелью. Конечно, оказаться в сумерках в лесу не очень приятно, но солнце садится на западе, значит, хотя бы сейчас она точно определила стороны света. Марта закинула рюкзак на плечи и пошла прочь от ущелья, обратно в лес.
Бодрость, с которой она приняла решение вернуться к проселку, довольно быстро уступила место неуверенности.
В лесу стало гораздо темнее, Марта с трудом различала деревья, несколько раз натыкалась на ветки, одна из них пропорола кожу на виске.
А если бы в глаз?!
По лицу потекла кровь, это испугало Марту, она ощупала рану, и та показалась ей глубокой, Марта думала, что будет, если кровь не остановится.
Она совсем забыла про ориентирование, муравейник так и не появлялся. Марта уже не верила, что найдет его.
Она брела по лесу, что-то бормоча себе под нос, спотыкаясь, натыкаясь на сучки, один раз вломилась в заросли дикой ежевики и спугнула огромного рыжего филина.
Сознание словно оставило ее, но страха она тоже не чувствовала.
Стало настолько темно, что Марта не видела ничего дальше полуметра перед собой. Она нащупала ствол дерева и для надежности потопала кроссовками — на тот случай, если там есть змеи. Их, впрочем, не было.
Только усевшись под деревом и привалившись к стволу, она поняла, что наступила ночь.
«Господи, — попросила Марта, — спаси меня. Пожалуйста, помоги мне найти дорогу».
От звука собственного голоса она поежилась.
Мысль о том, что придется ночевать в лесу, ужасала.
Она не представляла, как заснет под этим деревом, среди змей, недалеко от зарослей дикой ежевики, где живет филин.
Она была вымотана паникой, от земли шел холод, снова начал накрапывать дождь.
Мне некуда сейчас идти, решила она и сползла чуть ниже по стволу.
Лес вокруг нее шумел, стонал, потрескивали ветки, шуршали листья.
Марта больше не боялась, она чувствовала лишь невыносимую, отупляющую усталость.
Уже не вполне понимая, спит она или бодрствует, Марта попыталась припомнить слова хоть одной молитвы.
Отрывочные фразы, которые она слышала в фильмах или читала в книгах: «Отче наш, иже еси на небеси, сущим во гробех живот даровав», — решительно не собирались ни во что осмысленное.
Если бы Марта была Богом, она бы, скорее всего, оскорбилась на такую околесицу.
Как Бог может понять, что с ней случилось, если свое обращение она начинала со слов «иже еси на небеси»? Как может он ей помочь, если она не сообщает, какая именно помощь нужна ей, а вместо этого просит простить ей какие-то долги, которые она якобы тоже простит тем, кто должен ей?
Что это были за долги и когда Бог успел предъявить их Марте?
И почему в первую ночь своей жизни, которую ей предстояло провести в лесу, она ждала, что Бог потребует немедленной выплаты по долгам?
О Боге заученных молитв Марте, когда той было шесть лет, рассказала Светка. Она только заступила на должность няни и старалась понравиться.
В неглубоком, но практичном уме Светке было не отказать, поэтому она увлекала Марту типично женскими занятиями, с которыми отец при всем желании не мог справиться. К примеру, Светка считала, что будущей женщине важно научиться ухаживать за собой и, как она выражалась, устраивать себе маленькие праздники.
Одним из таких праздников была ванна с бомбочками, производившими при растворении кубометры разноцветной пены. Ванна с бомбочками была праздником дорогостоящим и энергозатратным, при желании готовиться к нему можно было целый день. Сначала Марта со Светкой ехали в специальный благоухающий магазин, где им приходилось делать не самый легкий выбор: обступавшие их продавщицы убеждали попробовать новинки, но и от старой доброй классики отказываться они не рекомендовали. Марту в бомбочках привлекал, конечно, цвет (чем ярче и неестественней, тем лучше), но Светка считала своим долгом обращать внимание на полезные свойства продукта. И когда Марта хватала ярко-розовый соляной шарик в золотой пудре, Светка ненавязчиво предсказывала, что золото будет хорошо смотреться в воде, но разве окажет оно целебное воздействие на кожу Марты? Разумеется, нет! И Светка брала Марту за руку, испачканную золотой пыльцой, и вела к шарикам видом поскромнее, но полным экстрактами: эвкалипта — для бодрости, лаванды — от головной боли, пачулей — для хороших снов. Каждый выбранный ими шарик продавщицы заворачивали в шуршащую бумагу, а потом складывали в благородного вида коробку, которую в самом конце перевязывали шелковой лентой.
Вечером Марта раздевалась и принимала ванну, Светка сидела на бортике и развлекала ее беседой. Однажды, когда она наклонилась, чтобы убрать пену с волос Марты, из выреза ее кофточки выскочил маленький золотой крестик.
— Что это? — спросила Марта.
— Это крест! — с достоинством объяснила Светка. — А ты почему не носишь крест?
Марта не знала, что ответить.
— Ты некрещеная? — предположила Светка и тут же добавила: — Значит, когда ты умрешь, Бог не возьмет тебя в рай.
Перед сном Марта спросила отца, правда ли, что Бог не возьмет ее в рай, если она не носит крест?
— Нет, — ответил он.
— Но Света так думает.
— Так думает не только Света, — сказал отец, — так думают очень многие люди, но это не значит, что эти мысли им внушил Бог.
— Ты не веришь в Бога? — спросила Марта.
— Верю, — сказал отец, — но я не верю в то, что про него говорят.
— А что про него говорят?
— Что он создал людей по своему образу и подобию и требует от них соответствовать. Но им сложно, и поэтому он наказывает их за любую провинность...
— А какой он на самом деле?
— Я не знаю, Марта.
— Ну а как ты думаешь?
— Мне сложно это описать, — сказал отец, — но я знаю, что в мире есть какая-то сила... и она добра. Кто-то не дает нам умирать по глупости, хотя опасность подстерегает каждую секунду... Кто-то толкает ребенка в пространство между полками, когда он обрушивает на себя шкаф.
— Это... Бог? – восхищенно прошептала Марта.
— Наверное, — ответил отец, — но это не тот Бог, про которого тебе говорила Света. Этому Богу ничего не нужно от людей и детей, которым он помогает... Потому что он очень, очень занят.
— Наверное, — согласилась Марта, — ведь он не всем успевает помочь. Многим шкаф разбивает голову.
Марта заснула под деревом.
Несмотря на страх, несмотря на холод.
Она бы очень удивилась, если бы узнала, что, блуждая в сумерках в поисках муравейника, сместилась на три километра к юго-западу.
Она ошиблась, полагая, что возвращается к трассе, на самом деле она углублялась в лесной заказник, — как ошиблась, думая, что Бог не слышит ее.
Бог услышал ее.
Он искал ее всю ночь в своих владениях, а перед самым рассветом, когда на востоке за ущельем небо окрасилось розовым, наконец нашел, узнал и запомнил, он сидел рядом с ней, пока она спала, и с его желтых клыков на мох капала слюна.