Биография иконы битников Уильяма Берроуза — в новой книге историка философии Дмитрия Хаустова. Публикуем ее фрагмент

На следующей неделе в издательстве «Индивидуум» выходит книга Дмитрия Хаустова «Берроуз, который взорвался Бит-поколение, постмодернизм, киберпанк и другие осколки». Хаустов уже написал книги об Оруэлле, Буковски и Битниках в целом, но прежде всего он историк философии и исследователь постмодерна. Именно благодаря этому первая русская биография Берроуза не просто изложение событийной канвы и подробностей личной жизни, но попытка обозначить спектр влияния Берроуза на американскую, а следом и мировую культуру. Выясняется, что этот демон бит-поколения оставил след повсюду: от популярной музыки и современного искусства, до квир-теории и эссеистики европейских интеллектуалов. Не зря автор уподобляет Берроуза атомной бомбе: радиоактивный фон по-прежнему силен. Правила жизни публикует фрагмент, где Хаустов объясняет почему Берроуз в романе Керуака «В дороге» выведен как «Старый Бык Ли».
Биография иконы битников Уильяма Берроуза — в новой книге историка философии Дмитрия Хаустова. Публикуем ее фрагмент

В романе Джека Керуака «На дороге» (англ. On the Road) фигурирует множество невымышленных персонажей, игравших большую или меньшую роль в становлении битничества. Выведен там и Уильям С. Берроуз — под именем Старого Быка Ли (англ. Old Bull Lee) — «с его критической растяжечкой в голосе, не приемлющей абсолютно ничего» (англ. critical anti-every-thing drawl). Яркая, но не исчерпывающая характеристика.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Старый Бык участвует в повествовании по касательной, точно так же, как сам Билл Берроуз по касательной, а не напрямую имел отношение к бит-поколению, с ним неизменно ассоциируясь (и даже считаясь одним из трех его отцов-основателей, автором одного из трех главных битнических текстов), но исполняя в нем подчеркнуто маргинальную и даже еретическую роль. Керуак, в свое время очень близкий к Берроузу (первый роман в карьере писателей — написанный ими в соавторстве текст), это хорошо видит и выводит Ли как стороннего наблюдателя, который смотрит на все происходящее с дистанции возраста (это неплохо подчеркнуто в экранизации «На дороге» 2012-го, где Старого Быка на фоне очень молодых актеров играет Вигго Мортенсен, которому на тот момент было 53 года), опыта и в целом скептического, невовлеченного умонастроения.

Именно так, на дистанции, Старый Бык Ли возникает в повествовании не во плоти, а в виде голоса («с его критической растяжечкой») на другом конце телефонного провода. «Из аптеки внизу позвали к телефону. Я сбежал по лестнице: звонили из Нового Орлеана. Это был Старый Бык Ли, который туда переехал. Старый Бык Ли хныкал своим пронзительным голоском [англ. in his high, whining voice was making a complaint]. Похоже, к нему домой только что заявилась девушка по имени Галатея Данкель — в поисках парня по имени Эд Данкель; Бык не имел ни малейшего понятия, что это за люди. Галатея Данкель проигрывала цепко. Я сказал Быку, чтобы тот успокоил ее: Данкель — с Дином и со мной, и, вероятнее всего, мы подберем ее в Новом Орлеане на обратном пути к Побережью». Судя по тону и жалобам, Старый Бык не в восторге от того, что какие-то незнакомые хипстеры — три вершка от горшка — отвлекают его от каких-то куда более важных занятий.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Что это за занятия, выясняется, когда молодые бродяги добираются до Нового Орлеана. Бык жил с женой, детьми и семью котами в доме на болоте: «Не дом, а обветшалая куча с провалами террас, опоясывавших его вокруг, и с плакучими ивами во дворе, трава вымахала в три фута высотой, древние заборы завалились, сараи просели». Под стать дому был образ жизни семейства Ли. Керуак пишет: «Сам Бык получал пятьдесят долларов в неделю от собственной семьи, что было само по себе неплохо, если не считать того, что почти столько же он тратил за то же самое время на наркотики — жена тоже влетала ему в копеечку, поскольку заглатывала трубочек с бенни* на десятку в неделю. Их расходы на питание были самыми мизерными в стране: они едва ли вообще ели, их дети — тоже; им, казалось, было все равно».

Сидящий на сугубо наркотической диете Старый Бык держится высокомерно и одновременно чудаковато, докапываясь со своей критикой до всего на свете — от местных баров до профсоюзов. Наутро Керуак обнаруживает его за работой: Бык с азартом выковыривает гвозди из гнилого бруса — «их там были миллионы; они кишели как черви». «Когда я вытащу отсюда все гвозди, то построю себе полку, которая продержится тысячу лет!» — кричит он с возбуждением. «Стояло раннее утро, энергия его била ключом. Бедняга ввел столько дряни в свою систему, что большую часть дня мог выдержать, только сидя в кресле с зажженной в полдень лампой, но утром он бывал великолепен»6. В своем утреннем великолепии Бык старается зарядить энергией всех остальных. К примеру, он устраивает мини-чемпионат по метанию ножей или, будучи последователем сумасбродного психоаналитика Вильгельма Райха, навязывает всем свой оргонный аккумулятор. Керуак поясняет читателю, что к чему: «Оргонный аккумулятор — обычный ящик, достаточно большой, чтобы внутри поместился человек, сидящий на стуле: слой дерева, слой металла и еще один слой дерева собирают оргоны из атмосферы и удерживают достаточно долго для того, чтобы человеческое тело впитало их в себя больше чем обычно. По Райху, оргоны — это вибраторные атмосферные атомы жизненного принципа. Люди болеют раком потому, что у них заканчиваются оргоны. <...> Кабинка стояла на жалком плоском дворе — облупленная машина, убранная гроздьями маниакальных затей. Старый Бык разоблачался и заходил внутрь посидеть и потаращиться на собственный пупок».

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Керуак не скрывает иронии — впрочем, незлой — по поводу причуд Старого Быка Ли. «Бык зашел в дом, вынес свой дробовик и встал, скромненько так на него опершись; под широкими полями шляпы по лицу его бродила самодовольная ухмылка, все тело застенчиво и змеино изгибалось, а он ждал — неправдоподобный, тощий, одинокий клоун под облаками небесными»8. Он был над схваткой, но не в королевской мантии, а в шутовском колпаке. В романе Керуака альтер-эго Берроуза в основном ворчит по поводу и — чаще — без, сидит голышом в райховской оргонной коробке, мастерит какую-то дребедень и в перерывах делает себе уколы опиатов, от чего глаза его стекленеют, а поведение делается еще более странным; потом он засыпает в кресле с ружьем на коленях и с маленьким сыном в обнимку. То, что таков не конкретный персонаж из конкретного произведения, а сам его прототип, видно по роману «Ангелы Опустошения», где Берроуз предстает Быком Хаббардом (Керуак поиздевался над Берроузом, сделав Быка англичанином: их Билл не переносил на дух), размахивающим огромным мачете и распугивающим окружающих. «Берегись его, Хаббард тебя погубит», — говорят между делом рассказчику. Безумие и опасность — вот те черты, что стоят за кажущимся комизмом Быка Хаббарда и Старого Быка Ли, то есть Уильяма С. Берроуза.

Когда молодые бродяги из романа Керуака «На дороге» выдвигаются из новоорлеанского пристанища в сторону Калифорнии, читатель остается в некоторой растерянности. Это неслучайное чувство: в растерянности Берроуз оставлял почти всех, с кем встречался, тем более в тот период. Этому протобитнику с его бесконечными странными девиациями удавалось неслыханное: быть изгоем даже среди изгоев, быть weird даже в самом сердце контркультурной weirdness.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Таких «персонажей», как Старый Бык Ли или Бык Хаббард, не надо было придумывать. Достаточно было записывать за Берроузом — и чувствовать легкое сумасшествие, захватывающее тебя изнутри. И, разумеется, возрастающую тревогу. Вероятно, в те дикие времена этот человек был самым диким из всех, а это — на фоне безумцев вроде Нила Кэссиди — само по себе большое достижение.