Как связаны искусство и алкоголь: «Путешествие к источнику эха. Почему писатели пьют» — фрагмент новой книги Оливии Лэнг
Когда я сообщила своей американской знакомой, что путешествую на поезде от Нью-Йорка до Нового Орлеана, она недоверчиво на меня взглянула. «Это даже похлеще, чем "В джазе только девушки"», — сказала она, но я не прислушалась. Я люблю поезда. Люблю смотреть в окно на проплывающие мимо города и не могу представить себе занятия приятнее, чем устроиться в спальном вагоне, пересекающем ночью Голубой хребет, и проснуться на рассвете в Атланте или Таскалусе.
Из соображений экономии я решила, что, поскольку путешествие займет всего лишь тридцать часов, я обойдусь без купе, а подремлю в кресле, многообещающе названном «широким комфортабельным сидячим местом». Перед выездом из «Элизé» на Пенсильванский вокзал я еще раз глянула на карту. Нью-Йорк, Нью-Джерси, Пенсильвания, Делавэр, Мэриленд, Виргиния, Северная Каролина, Южная Каролина, Джорджия, Алабама, Миссисипи и Луизиана: двенадцать штатов. Но мне казалось, этот путь будет менее тяжелым, чем первая поездка Теннесси Уильямса в Новый Орлеан. В декабре 1938 года он проехал на автобусе из Чикаго с остановкой в Сент-Луисе, чтобы повидаться с семьей, и добрался до места назначения как раз к новогодним праздникам. Было время Великой депрессии, у Теннесси не было работы, и он с трудом сводил концы с концами, однако тотчас почувствовал себя дома и через три часа по приезде записал в дневнике: «Уверен, это то самое место, для которого я создан — если вообще такое место существует в этом смешном старом мире».
На вокзале все неслись кто куда, но как только я нашла нужную мне стойку регистрации, всё сработало с изумительной четкостью. Носильщик в униформе покатил мой чемодан к поезду и посоветовал не занимать место над колесом. Всё это выглядело возвратом в более цивилизованные времена, и я на миг почувствовала себя если не Душечкой, то во всяком случае Дафной Джека Леммона, которая бодро вышагивает по платформе в неудобных туфлях на каблуках.
Первая остановка в Филадельфии. Я заняла место у окна, пристроила чемодан и разложила поудобнее всякие мелочи: этот инстинкт гнездования овладевает путешественниками, которым предстоит в дороге заночевать. Айпод, ноутбук, бутылка воды, пакет винограда, купленный после того, как я услышала очередной ужастик про еду в здешних вагонах-ресторанах. Я положила на колени плед, и меня накрыла волна клаустрофобии. Меня еще донимала хроническая бессонница, и я с трудом могла заснуть в своей постели с берушами и маской для сна. Когда-то мою квартиру взломали, и с тех пор моя ретикулярная активирующая система переключилась в режим боевой готовности.
Лишь те, кто постоянно лишен сна, могут понять панику, нарастающую при малейшем подозрении, что необходимые для сна условия нарушены. Бессонница, как сказал Китс, порождает многие печали. Слово «порождает» найдено абсолютно точно: если вы проснулись и лежите без сна в три, четыре или пять часов утра, разве вам не кажется, что ваши мысли живут какой-то своей насекомообразной жизнью, а по коже порой бегут мурашки? Сон — большой искусник распутывать дневную неразбериху, и его недостача доводит нас до безумия.
Как известно всем, кому случалось перебрать, спиртное вступает в сложные взаимоотношения со сном. Поначалу возникает седативный эффект: большинство из нас знакомо с этой вязкой сонливостью. Но алкоголь также нарушает фазы сна и снижает его качество, сокращая и сдвигая время, проведенное на целительных просторах БДГ-сна, в которых человек восстанавливается и физически, и психически. Вот почему сон после пьяной вечеринки часто бывает неглубоким и прерывистым.
Хронические возлияния вызывают более постоянные расстройства в структуре, мило названной «сетями сна»: нарушения могут сохраняться долгое время после обретения трезвости. Согласно статье Кирка Броуэра «Влияние алкоголя на сон», проблемы со сном более распространены в среде алкоголиков, чем среди населения в целом. Более того, эти проблемы могут провоцировать развитие алкоголизма или способствовать его рецидивам.
И Фрэнсис Скотт Фицджеральд, и Эрнест Хемингуэй страдали бессонницей, и связанные с ней их сочинения так или иначе проникнуты темой алкоголя. Они встретились в мае 1925 года в баре «Динго» на улице Деламбр в Париже, когда Фицджеральду было двадцать восемь лет, а Хемингуэю — двадцать пять. В то время Фицджеральд был одним из наиболее известных и хорошо оплачиваемых американских авторов. Он выпустил уже три романа — «По эту сторону рая», «Прекрасные и про´клятые» и «Великий Гэтсби»; последний был опубликован всего за несколько недель до встречи. Этот привлекательный мужчина с белозубой улыбкой и безошибочно узнаваемыми ирландскими чертами лица колесил по Европе с женой Зельдой и маленькой дочерью Скотти. «Зельда рисует, я пью», — сообщает апрельская запись в «гроссбухе», его записной книжке, где он вел учет своим достижениям. В мае он добавляет: «1000 вечеринок и ноль работы».
В какой-то мере такой перехлест понятен. В конце концов, он только что закончил «Великого Гэтсби», этот идеально построенный роман, который производит неизгладимое впечатление. Он оставляет у нас цепочку образов, наподобие тех, что мы видим из окна движущегося автомобиля. Cлегка припудренная поверх загара рука Джордан. Гэтсби, швыряющий перед Дэзи охапки сорочек, чтобы увидеть, как растет пестрый ворох всех мыслимых цветов: коралловые, салатные, нежно-оранжевые, с вышитыми темно-синим шелком монограммами. Компания снобов, дрейфующая с одной вечеринки на другую. Щенок поскуливает в табачном дыму, женщина истекает кровью на обитой гобеленом кушетке. Похожий на филина человек в библиотеке, перечень самоусовершенствований Гэтсби и взволнованная Дэзи, говорящая своим чарующим грудным голосом: она надеется, что ее дочь станет хорошенькой дурочкой. Мерцает зеленый огонек на причале, Гэтсби называет Ника «старина», Ник думает, что хорошо бы ему поспеть на поезд в Сент-Пол, и вспоминает тени, оставленные на снегу гирляндами остролиста.
Другой бы угомонился, создав столь прекрасную и долговечную вещь. Но Фицджеральд, настоящий перекати-поле, не выдерживал оседлой жизни. В течение многих лет они с Зельдой лихорадочно кружили по всему свету — из Нью-Йорка рикошетом от Сент-Пола в Грейт-Нек, оттуда в Антиб и Жюан-ле-Пен, волоча за собой обломки рухнувших надежд. Незадолго до их приезда в Париж прозвучал очень тревожный звоночек. У Зельды возникла любовная связь с французским летчиком, она сделалась очень странной, а Фицджеральд много пил и ввязывался в потасовки, одна из них в какой-то момент закончилась в римской тюрьме; этот эпизод он потом использует в только что начатом романе «Ночь нежна» в сцене, когда Дик Дайвер окончательно теряет самоконтроль.
Что касается Хемингуэя, он переживал счастливейший, по его же собственным словам, период жизни. Он был женат первым браком на Хедли Ричардсон, у них родился сын, которого он называл Мистером Бамби. Фотография тех лет: на Хемингуэе толстый свитер, рубашка и галстук, лицо несколько полноватое, и недавно отпущенные усики не могут скрыть его юношеской мягкости. Три года назад, в 1922 году, Хедли потеряла портфель со всеми рукописями, и потому книга только что опубликованных рассказов «В наше время» представляет полностью новый материал, или по крайней мере новые версии утраченных оригиналов.