Глава из «Нью-Йорк вне себя» Рема Колхаса — одной из главных книг об архитектуре и устройстве города

В начале июня в издательстве Strelka Press выйдет переиздание книги лауреата Притцкеровской премии, архитектора Рема Колхаса «Нью-Йорк вне себя» в переводе Анастасии Смирновой. Это один из самых влиятельных трудов по архитектуре и урбанистике современности, в котором Нью-Йорк предстает постоянно развивающимся, раздираемым противоречиями динамическим целым. Это книга о взаимосвязи людей, технологий, архитектуры, культуры, философии, городского планирования и заданного законодателем нормирования. Впервые «Нью-Йорк вне себя» вышел на русском в конце нулевых и был неотъемлемой частью интеллектуального ландшафта конца нулевых — начала десятых, когда урбанистические идеи укоренились в России. Почти десять лет он не переиздавался и стал чем-то вроде библиографической редкости — и наконец снова с нами. Правила жизни публикует фрагмент главы о небоскребах — «Небесный фронтир».
Глава из «Нью-Йорк вне себя» Рема Колхаса — одной из главных книг об архитектуре и устройстве города

Манхэттенский небоскреб создавался в несколько этапов между 1900 и 1910 годами. Это было результатом счастливой встречи трех революционных градостроительных идей, поначалу существовавших вполне независимо друг от друга, но в какой-то момент слившихся воедино:

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

1. Многократного воспроизведения мира.

2. Захвата башни.

3. Дома-квартала.

Сегодня, когда высотные дома стали делом привычным, трудно понять, чем был и что обещал нью-йоркский небоскреб в те времена. Для этого придется описать каждую из трех архитектурных концепций до того момента, как стараниями строителей Манхэттена они составили одно «восхитительное целое».

Многократное воспроизведение мира

В эпоху лестниц все этажи выше третьего считались непригодными

для коммерческих нужд, а выше пятого — непригодными для жилья.

С 1870-х годов благодаря изобретению лифта на Манхэттене начинают

множиться этажи.

Механизм Отиса открывает доступ к бессчетным горизонтальным

плоскостям, которые прежде незримо парили где-то высоко в легкой дымке воображения, и доказывает их превосходство с помощью свое- образного парадокса метрополиса: чем дальше от земли, тем ближе

к тому, что еще осталось в городе от природы,— то есть к свету и свеже- му воздуху.

Лифт — это абсолютное самоисполняющееся пророчество: чем выше поднимаешься, тем менее привлекательным кажется все, что оставляешь внизу.

При этом устанавливается прямая взаимосвязь между количеством этажей и качеством архитектуры: чем больше плоскостей нанизано на лифтовую шахту, тем непринужденней они образуют цельную архитектурную форму. Впервые в истории лифт создает эстетику, основанную на полном отсутствии всякой художественной артикуляции.

На заре 1880-х лифт был дополнен стальной несущей конструкцией, которая могла поддерживать все эти недавно открытые новые территории, не занимая много места.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Благодаря взаимодействию этих двух изобретений любой участок земли теперь можно было воспроизводить ad infinitum, получая в результате огромное количество площадей, то есть собственно небоскреб.

Формула

К 1909 году заявленная в проекте Шар-башни новая картина мира

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

достигла Манхэттена в виде журнальной карикатуры, которая, по сути, представляла формулу идеального небоскреба.

Легкая стальная конструкция поддерживает восемьдесят четыре горизонтальные платформы, по размеру и форме в точности совпадаю- щие с участком земли, на котором она построена.

Каждый уровень изображается как абсолютно автономная, независимая территория вокруг некоего загородного дома с пристройками, конюшней, домиком для прислуги и т.д., будто остальных уровней не существует вовсе.

Особняки на восьмидесяти четырех платформах демонстрируют целую палитру вкусов разных социальных групп — от деревенского стиля до дворцового. Подчеркнутое разнообразие архитектурных форм, садов, беседок и т.п. создает на каждом этаже свой особый стиль жизни (и, соответственно, возможность особой идеологии), и все

это поддерживается абсолютно нейтральной несущей конструкцией. Жизнь внутри здания также многообразна: на восемьдесят втором

этаже осел отшатнулся от бездны, уровнем ниже — экзотического вида парочка машет аэроплану. Мизансцены на разных этажах так радикально не связаны друг с другом, что очевидно никак не могут быть элементами одного сценария. Обособленность всех воздушных участков входит в явное противоречие с тем фактом, что вместе они составляют одно здание. Картинка утверждает, что подобное сооружение можно считать целостным ровно настолько, насколько сохранен и подчеркнут самобытный характер каждой отдельной платформы. Его успех измеряется тем, удастся ли разместить в единой структуре все эти сценарии, не мешая их уникальному развитию.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Здание оказывается стопкой обособленных частных реальностей.

На картинке видны только пять из восьмидесяти четырех этажей — ниже в облаках на других уровнях идет какая-то другая жизнь. Истинное назначение всех этих платформ нельзя предугадать заранее. Особняки могут возводиться или разрушаться, их могут заместить другие постройки, но в любом случае это никак не повлияет на общую схему.

С точки зрения урбанизма такая неопределенность означает, что конкретный участок в городе уже не имеет какого-то одного раз и на- всегда определенного назначения. Теперь на каждом клочке городской земли может возникнуть — в теории по крайней мере — непредсказуемая и нестабильная комбинация совершенно разных функций, что делает архитектуру в куда меньшей степени актом предвидения, а планирование городов сводит к весьма краткосрочному прогнозу. Культуру больше нельзя «проектировать».

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

То обстоятельство, что эскиз 1909 года был опубликован в прежней версии популярного иллюстрированного журнала Life1 и нарисован 1

художником-карикатуристом, в то время как все архитектурные журналы хранили беззаветную преданность Парижской школе, позволяет предположить, что на заре века «публика» интуитивно понимала смысл небоскреба куда глубже, чем манхэттенские архитекторы. По поводу новой формы в обществе шел подспудный обмен мнениями, из которого архитектор-профессионал был исключен.

Двойное алиби

По сути, схема 1909 года представляет манхэттенский небоскреб

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

как утопическую формулу для создания неограниченного количества новых территорий на одном городском участке.

Поскольку у каждой такой территории своя собственная судьба, своя программа, над которой архитектор уже не властен, небоскреб оказывается инструментом нового непредсказуемого урбанизма. Несмотря на физическую весомость, небоскреб — великий дестабилизатор городской среды: он сулит вечную смену функций и сценариев.

Подрывной характер истинной природы небоскреба — абсолютная непредсказуемость его начинки — совершенно не устраивает его создателей. Кампания по имплантированию новых гигантов в ячейки решетки проходит в атмосфере всеобщего притворства или даже намеренной потери сознания. Ссылаясь на «ненасытные требования рынка» и тот факт, что Манхэттен — это остров, проектировщики стряпают небоскребу двойное алиби, которое порождает ощущение абсолютной неизбежности его пришествия.

«Ситуация Финансового округа [Манхэттена], с двух сторон ограниченного реками, делает развитие вширь невозможным и вынуждает архитекторов и инженеров обратиться к освоению высот для удовлетворения широкого спроса на офисные помещения в сердце Нового Света». Другими словами, Манхэттену не остается ничего, кроме как выдавить саму решетку вверх к небесам. И только небоскреб может предложить бизнесу широкие просторы рукотворного Дикого Запада, новый небесный фронтир.

Камуфляж

Для обоснования теории «требований рынка» нарождающаяся

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

технология фантастического выдается за технологию прагматического. Атрибутика иллюзорного мира, только что превратившая природу Кони-Айленда в искусственный рай — электричество, кондиционеры, трубы коммуникаций, телеграфные провода, рельсы и лифты,— появляется на Манхэттене уже как инструментарий экономической эффективности, готовый преобразовать «сырое» пространство

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

в современные конторские помещения. Скрывая свой потенциал иррационального, все это теперь служит таким банальным усовершенствованиям, как улучшение уровня освещенности и качества связи, регулировка температуры и влажности, и т.д., и т.п.— словом, обеспечивает условия для успешного функционирования бизнеса. Однако существующее как призрачная альтернатива разнообразие восьми- десяти четырех этажей небоскреба 1909 года свидетельствует, что все эти отсылки к нуждам бизнеса суть только этап, только временное явление в ожидании того момента, когда этаж за этажом небоскреб будет завоеван новыми формами культуры.

И тогда рукотворные территории на дальних небесных рубежах перейдут в ведомство неотразимой искусственности, а на каждом уровне возникнет своя особая реальность.

«Я — чистый бизнес.

Я — прибыли и убытки.

Я — красота в аду практического».

Таков скорбный плач небоскреба в его прагматическом камуфляже.

Триумф

В этом сегменте утопической недвижимости архитектура уже не

столько искусство проектирования зданий, сколько грубое выдавливание вверх любого участка земли, который исхитрился прибрать к рукам девелопер.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

В 1902 году Флэтайрон-билдинг — лучший пример чистого умножения площадей — выдавливает собственный участок вверх на 100 метров. Треугольник, повторенный 22 раза, и ничего более. Шесть лифтов открывают доступ на все этажи. Только его фотогеничный, тонкий, как бритва, фасад позволяет понять, что эта новая мутация есть самовоспроизведение земной поверхности. Оставаясь в течение семи лет «самым знаменитым зданием в мире», Флэтайрон оказывается первой иконой двуликой утопии.

Уорлд-тауэр на Западной 40-й улице — «одно из самых высоких зданий на такой маленькой площади»,— воспроизводит свой участок 30 раз. Его облик свидетельствует о революционной природе архитек- туры чистого приумножения площадей: оно выглядит невероятным

и все-таки существует.

Строители небоскреба Бененсон-билдинг (он же здание компании City Investing) воспроизводят свой участок 34 раза. Выдавливаемый участок имеет неправильную форму — получившееся в результате здание выглядит еще более случайным. Однако внешняя ущербность компенсируется высочайшим качеством интерьеров: «Вестибюль... шириной от 9 до 15 метров и высотой 12 метров, отделан цельным мрамором [и] тянется по всей длине здания — целый квартал»5.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Из-за одного только размера небоскреба жизнь внутри него входит в конфликт с жизнью снаружи. Вестибюль соревнуется с улицей, выставляя напоказ длинный ряд своих особых претензий и соблазнов, отмеченных точками подъема — лифтами,— через которые посетитель может углубиться дальше в субъективный мир небоскреба.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

В 1915 году Экуитабл-билдинг повторяет свой квартал 39 раз, взмывая, как сказано в рекламе, «вертикально вверх». Его вестибюль — это шикарный пассаж с различными заведениями вроде магазинов, баров и т.п. Соседние с Экуитабл улицы пустеют.

Чем выше небоскреб, тем сложнее скрыть его революционную сущность — когда Экуитабл был достроен, его истинная природа потряс- ла даже самих строителей. «Некоторое время 110 000 квадратных метров свободной площади казались нам почти что новым континентом, такими огромными и пустынными были его этажи».

Экуитабл-билдинг рекламируют не просто как сумму всех его этажей, но как «целый город с населением 16 000 душ».

Это пророческое определение открывает одну из важнейших тем Манхэттена: отныне каждое здание-мутант старается быть «городом в городе». Эта агрессивная претензия превращает метрополис в на- бор архитектурных городов-государств, способных в любой момент объявить друг другу войну.