Фредерик Бегбедер вспоминает несостоявшуюся встречу с Франсуазой Саган

В книге «Интервью сына века» писатель поделился воспоминаниями о встречах с выдающимися личностями нашего времени — Умберто Эко и Мишелем Уэльбеком, Томом Вульфом и Чарльзом Буковски, Чаком Палаником и другими. Публикуем главу о несостоявшейся встрече писателя с Франсуазой Саган.
Фредерик Бегбедер вспоминает несостоявшуюся встречу с Франсуазой Саган

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Литературная и светская слава обрушилась на Франсуазу Саган (Франсуазу Куаре) с выходом первого романа «Здравствуй, грусть» в 1954 г., когда девушке было восемнадцать лет; и хотя триумфальное шествие литературы «новой волны» обещало ей процветание, долгий успех и золотые горы, это тяжкое испытание оказалось ей не по силам. Довольно скоро она превратилась в «прелестного маленького монстра» (выражение Франсуа Мориака), не пожелавшего продолжать образование и предпочитавшего прожигать жизнь в ночных клубах. Дальше в ее жизни накапливаются, тесня друг друга, автокатастрофы, наркотики, алкоголизм, вкус к однополой любви, страсть к роскоши, непомерным тратам и азартным играм, болезни, конфликты с налоговыми органами... Что не отняла у нее судьба, сначала дав все, это верных друзей.

Когда я вошел в бар «Матис», Эдуар Баэр (Edouard Baer; p. 1966, — французский актер, режиссер, драматург, сценарист, продюсер, радио- и телеведущий; играл Астерикса в знаменитой комедии Клода Зиди) только что ушел. Вот уже три года стóит мне прийти куда-нибудь, выясняется, что Эдуар тоже был здесь, но недавно ушел. Интересно, это он нарочно? В ответ на мой вопрос, как поживает Франсуаза Саган, Жеральд Нанти, хозяин бара, скорчил кислую мину. Между нами это стало своего рода игрой: обычно он, похохатывая, пересказывает мне ее последнюю выходку. Например, что она ночь напролет учила Изабель Аджани, как разрешить ее супружеские проблемы. Или что Эдуар доставил ее на машине в Экемовиль, а наутро Бернар Франк не мог понять, что это за парень и что он делает у него дома. И все в этом духе. Но в тот вечер Жеральд молчал. Процедил только:

— Ее врач говорит, до понедельника она не дотянет.

Хозяин «Матиса» был одним из ближайших друзей Саган, как Флоранс Мальро, Шарлота Айо (сестра Жюльет Греко), Бернар Франк и Ингрид Мэшулам, у которой она жила в Париже на бульваре Фош. Он принадлежал к числу немногих, кто действительно заботился о ней в последние годы и проводил с ней немало времени. Он принимал ее такой, какой она была: невыносимой, непредсказуемой, больной, разорившейся, наркоманкой, преследуемой законом. Тот единственный раз, когда я пригласил Саган на ужин, это было у Жеральда. Помню, когда он нас познакомил, я вдруг заговорил цитатами: пробормотал несколько изящных и печальных фраз.

— Красиво, — сказала Саган. — Чье это?


— Ваше.


— Вот как?


Вид у нее был равнодушно-пресыщенный, но на самом деле она была тронута, что какой-то верзила шпарит наизусть куски из ее книг, притом что писать она давно перестала. Вот, например: «Я никогда не буду знать достаточно. Достаточно, чтобы почувствовать себя совершенно счастливой, достаточно, чтобы целиком отдаться какой-нибудь всепоглощающей страсти. Не буду знать достаточно ни для чего. Но эти моменты счастья, растворения в жизни, если их помнить, превращаются в сшитое из разноцветных лоскутов уютное одеяло, которым укрываешь нагое, тщедушное тело, дрожащее от окружающего одиночества». («Синяки на душе», 1972)

Саган часто сравнивали с Прустом — из-за псевдонима, который она позаимствовала в романе «У Германтов». Еще, говоря о ней, поминали (гораздо более обоснованно) Мюссе, Стендаля, Радиге. Но этот отрывок свидетельствует о том, что она, скорее, новое воплощение Колетт. «Здравствуй, грусть» вышла в год смерти последней (1954). В литературе случайностей не бывает. И процитированный мной текст тому доказательство. Кристально чистый, как у Колетт, язык Саган — это попытка увековечить те краткие мгновения, когда жизнь приобретает смысл. Саган — разочарованный романтик, изо всех сил старающийся спасти романтизм от слащавости. Это исполненная любви душа, знающая, что любовь не длится долго, и смертельно боящаяся поддаться обману. О чем она мечтает? Признаться в любви — и не оказаться при этом смешной. Рассудок твердит, что это невозможно, но сердце не желает слушать. Любить — это не внимать голосу разума.

Во время того пресловутого ужина у Нанти я не мог отделаться от ощущения, что передо мной — пансионерка из монастыря Уазо, спрятавшаяся в теле престарелой дамы в инвалидной коляске. Ей хотелось пить водку, поздно ложиться спать и говорить глупости типа «Я курю Пол-Мёл!». Секрет Саган в том, что она так и осталась девочкой, застряла в 1954-м. Она — та самая семнадцатилетняя Сесиль из романа «Здравствуй, грусть», которая, сидя на пляже, сравнивает мужчин с песком, что струится у нее между пальцами. Она так и останется сидеть, опустив голову, на берегу Средиземного моря, думая о тех, в кого влюблена и кто недостоин ее любви. «Я мало чего знала о любви: свидания, поцелуи, пресыщенность». Ее мгновенно раскусил Франсуа Мориак. «До Саган, — написал он, — верили в прекрасного принца; когда появилась Саган, оказалось, что прекрасный принц — женщина, и не просто женщина, а "прелестный монстр"».

Нынче вечером Жеральд был бледен. Завсегдатаи бара решили, что на листе бумаги все напишут ободряющие слова для Саган. Николетта, Ариэль Домбаль, Режин, Аманда Лир и Жюли Депардьё написали ей приветственные послания. Я набросал двустишие:

Где вы? Вас так не хватает,

Что тоска одолевает.

Напоследок Пьер Пальмад выдал одну из своих искрометных фраз: «Даже смерть вам по колено». Мы сидели, как в романах Саган, пьяные, понурые, потерянные, с блестящими, словно полными слез, глазами, и время как будто остановилось на вечном хмуром рассвете. Величайшие творцы — это те, кто вбирает нас в себя настолько, что мы начинаем на них походить. Они как будто линяют, и их краски переходят на нас. Общество копирует их, потому что им принадлежит мир. У меня в жизни часто возникало впечатление, что Саган диктует ситуации и диалоги.

Увы, врач не ошибся: Франсуаза умерла в пятницу, 24 сентября, в 19:30. Она, дважды чудом избежавшая смерти (в 1957-м, когда перевернулась ее машина, и в 1985-м, в Боготе, когда перебрала местного зелья), эта хрупкая «неподдающаяся» женщина не дожила до понедельника. Она так и не прочла наши взволнованные, дурацкие приветствия. В то субботнее утро смерть поднялась ей выше колен.

25 сентября 2004 г.