«Тайные виды на гору Фудзи» — самый грустный и безжалостный роман Пелевина
Настало время ежегодного «аттракциона Пелевина» — той самой недели в начале осени, когда мы обсуждаем роман Пелевина, чтобы потом забыть о писателе на год. А за этот год писатель, глядя сквозь свои черные очки, наберет актуального материала на новый роман. Такой круговорот актуальности в отдельно взятом фейсбуке (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации) — ведь Пелевин всегда пишет про каких-то условных героев вашей собственной новостной ленты, — вот, в новом романе снова вспомнил олигархов, например. Но описывает этих условных, полуживых русских существ глазами средневзвешенного фейсбучного русского либерала. И все это новостное — как важное для нас, так и не очень — превращается в итоге в одну сплошную комедию, если не фарс. А публика только рада: ей очень нравится процесс, когда ее раз в год публично по щекам хлещут. Вся суть аттракциона буквально в этом: раз в год разъезжается деревянный занавес на шарнирчиках, из-за него выскакивает Петрушка, всех колотит и триумфально скрывается — балаган гораздо более древний, чем все романы в мире вместе взятые. Наверное, поэтому он доставляет нам столько удовольствия: точная дата выхода романа, тщательно раздуваемая вокруг него атмосфера тайны, обещание, что внутри кого-то опять сильно обидят — и вот уже читатель кидается на нового Пелевина, о котором позавчера даже не думал. И не так уж важно, стоит ли новый роман таких больших ожиданий.
На самом деле, ожидать многого от «Тайных видов на гору Фудзи» не стоит. Там даже почти никого лично не высмеяли — ну, никого интересного. То есть нам заранее сообщили, что роман антифеминистский. И автор честно проехался по движению #metoo — филиппинские уборщицы носят майку с этим хэштегом, потому что метут, в спальне у главного героя висит картина, голливудский триптих, «Харви Вайнштайн насилует Николь Кидман, Уму Турман и Натали Портман», а героиня обретает свое истинное женское начало, написав своим соком #metoo на двери метро в своем шаманском трипе. К хэштегу прилагается сноска: «мэйнстримовое американское движение за достоинство и неприкосновенность женщины, сопровождающееся отдельными перегибами на местах». Но на мощное антифеминистское высказывание все эти шпильки не тянут. Дело не в том, что автор как-то особенно плохо относится к женщинам. Мир его романов, конечно, мужской и герметичный, но трудно обвинять в мизогинии автора, который и мужчин не особо-то жалует. «Никого не жалко, никого — ни тебя, ни меня, ни его», как пела группа «Ленинград».
Да и вообще, сложно припомнить, когда мы последний раз видели у Пелевина героя, хоть отдаленно вызывающего симпатию. Ну, может Чапаев и Петька Пустота еще как-то очаровывают, но это когда было — двадцать лет назад. Современным героям Пелевина до очарования старых так же далеко, как ему самому до себя двадцатилетней давности. Тогда он еще умел предсказывать будущее, теперь только воспроизводит шум настоящего, чтобы читатель осознал его, настоящего, тщетность. Этот шум тут иногда настолько из новостей, что трудно поверить, что Пелевин не дописывает такие абзацы прямо в типографии: «Поводком для собаки трудно? Шарфиком, б***, трудно? Или чтоб сердечный приступ?.. Вот как надо! Ну в крайнем случае купи у дилера на углу фентанила и подсыпь в компот... (...) нет, б***, эти магистры убийств хотят вычесываться. Полоний, х***ий, нервный газ с почтовым индексом... Еще только осколком кремлевской звезды в сердце не пробовали». Ну, не любит Пелевин людей, и никогда не любил. Он ценит разговоры — и новый роман традиционно и предсказуемо на добрую треть состоит из диалогов и монологов о смысле всего сущего.
В романе два параллельных сюжета — о двух слепых и глухих улитках, невесть зачем ползущих на свою Фудзи. Это бывший задрот Федор, ставший олигархом, и его детская любовь, бывшая школьная красавица Таня, превратившаяся в полноватую и несчастливую работницу салона красоты. Почти до самого финала их истории развиваются параллельно. Федор, страдая от того, что удовольствия жизни приелись и не радуют, принимает предложение сколковского стартапера подключиться к сознанию буддийского монаха и поболтаться в джане — глубокой медитации, достигающей состояния чистого и ясного ума. Вместе с двумя приятелями-олигархами (русский, еврей и татарин — не может Виктор Олегович удержаться от анекдота) герой решает хакнуть джану и пройти дальше по пути познания, но вместо еще большего кайфа получает знание о временности всего сущего, и теперь никакие наслаждения ему недоступны, все ускользает. Как какому-нибудь восточному халифу, превращенному в аиста, Федору мечтается только вернуться в свою сансару: пялить телок, нюхать кокс и не знать забот. Тем временем Таня, растратившая юную красоту на чужие бабки, попадает в секту к боевым феминисткам — отправившись в трип, она забирает у мировой игуаны «веревку смерти», позволяющую взять собственную судьбу в свои руки — или, говоря по-пелевински, на п***докрюк. Но даже после феминистских просветлений цель у Тани оказывается довольно практичная: урвать этим крюком своё.
«Праздные, никчемные слова по сути своей и есть ложь» — вспоминают тут герои книги слова древних. Но, как всегда у Пелевина, не могут перестать производить смыслы: говорить о джане, об олигархах, о патриархате, каждый со своей повесткой вещает и вещает, как в параллельном Гайд-парке. Болтовня действительно только отдаляет нас от просветления, а не приближает к нему. Но правда романа как раз в том, что впервые у Пелевина герои с такой ясностью и не хотят никакого просветления. Раньше казалось, что героев все тянет к высоким смыслам, а жестокий ироничный мир превращает все их потуги в комедию, но еще вот-вот, немного, и можно будет дотянуться, и финал, казалось, оставлял их в одном шаге от какого-то прозрения. В новом же романе довольно ясно показано, что героям все эти высокие прозрения без практической цели и даром не сдались.
Это очень грустный, на самом деле, роман. Через все его дыры сквозит отчаяние автора добиться от вот этих людей хоть какого-то осознания настоящего, хоть какого-то прорыва к высоким истинам. Герои Пелевина, какими бы они ни были комическими дублерами нас самих, все так же, как и мы, хотят счастья и все так же не могут до него дотянуться, потому что смотрят не туда и вообще рожей не вышли. Федор и Таня одновременно, с разных сторон, ползут на одну и ту же Фудзияму, но любое настоящее откровение оборачивается болью, и в итоге герой вернется к успокаивающему теплу ненастоящих откровений. «Вас предаст все, на что вы смотрите дольше двух секунд» — откроет для себя герой в какой-то момент романа и посвятит все следующие страницы тому, чтобы это переживание забыть. Дело не в том, что автора беспокоит феминистское движение. Его, кажется, всерьез беспокоит только то, что вновь и вновь читатель приходит к нему за мемасиками, но не за просветлением.
Вот он, настоящий страшный, честный и безжалостный Пелевин, писатель, чьих романах единственная и абсолютная истина заключается в том, что его читатели не доросли ни до каких настоящих истин. Но это как раз жестокая правда, и пелевинская мизогиния дает нам повод от нее отвлечься: не будем о неприятном, давайте уж лучше поговорим, как он ненавидит женщин.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: