Татуировки, кровь и шрамы — вот из чего я сделана.

Мне не нужен психоаналитик. Роли, которые я выбираю, — вот мой психоаналитик.

Когда все девочки вокруг хотели быть балеринами, я хотела быть вампиром.

Люди считают, что я полна темных тайн и одержима идеей смерти. Но если я и люблю задумываться о смерти, то только потому, что ценю жизнь больше, чем многие.

Меня не пугает вид крови, и меня никогда не пугали мертвые тела. Когда я вижу мертвого человека, я думаю лишь о том, что совсем недавно он был живым, как я.

В смерти есть что-то успокаивающее. Мысль о том, что завтра тебя может не стать, позволяет ценить жизнь сегодня — какой бы она ни была.

Я довольно поздно поняла, что быть счастливой — это просто выбор, который ты делаешь.

Без боли нет страдания, а без страдания мы никогда не научимся извлекать уроки из собственных ошибок.

Я всегда считала недостатки привлекательными. Шрамы, например, кажутся мне сексуальными, потому что как бы говорят: да, я делал глупости.

Мать никогда не кричала и никогда не ругалась. Она плакала, и я часто слышала, как она плачет, потому что наши спальни были рядом. Однажды, еще в школе, — не спрашивайте, что я делала, — я пришла домой под утро и увидела ее заплаканное лицо, лицо человека, который проплакал всю ночь.

Мой отец (Джон Войт. — Esquire) — великий актер, но в первую очередь он великий отец.

Пока я не начала сниматься в кино, я даже не знала свой размер груди.

Мне нравится прятаться за моими персонажами. Я очень замкнутый человек, и я не слишком хорошо научилась ладить с известностью.

Я не люблю, когда ко мне прикасаются. Когда-то мне сказали, что я замираю и задерживаю дыхание, когда кто-то приобнимает меня. Что ж, я до сих пор так делаю.

Видимо, меня давно пора упрятать в психушку.

Вот тут, над бровями, у меня складка, потому что мне постоянно приходится их поднимать в удивлении.

Очень важно понять, насколько огромен на самом деле мир.

Я отправилась в первое большое путешествие очень давно, и то, что я тогда увидела, меня потрясло и полностью изменило. Потом, продолжая путешествовать, я, как и все, наверное, прошла через период злости на тот благополучный мир, в котором родилась, и только потом поняла, что вместо того чтобы наблюдать или злиться, лучше искать способы помочь тем, кто живет в нищете.

Видя в новостях лагеря беженцев, люди в Америке даже не понимают, что эти люди всего лишь хотят вернуться домой.

Когда я впервые оказалась в Сьерра-Леоне, я увидела тысячи людей, которым повстанцы отрезали руки или ноги. Картина огромного мира буквально ворвалась в мою голову. Я помню, что первые дни, слушая истории этих людей, я постоянно плакала. Но потом я поняла, что им не нужны мои слезы.

Из того, что мне удается заработать, я откладываю треть, трачу треть и еще треть отдаю на благотворительность.

Самый большой подарок, который я сделала своим детям, — это возможность увидеть мир.

Мои дети любят путешествовать так же, как я, и мне кажется, в головах у них уже есть понимание большого мира, потому что им комфортно в отеле на Манхэттене так же, как в палатке без электричества в кенийской пустыне.

Я считаю, что дети должны увидеть всё своими глазами, поэтому мои дети жили вместе со мной в нашем домике в Камбодже. Но это даже не дом — так, шалаш на сваях, вокруг которого стоят еще сто таких же шалашей. Вместе с соседями, простыми крестьянами, мы работали на разминировании территории. На принадлежащей нам земле мы нашли 48 мин.

Когда-то на спине у меня было вытатуировано маленькое окно. Потом я закрыла его огромным тигром. Но с самого детства, когда я была совсем еще девчонкой, я любила смотреть в окно, представляя, что куда-то вот-вот отправлюсь. Так было и потом. И не важно, что случилось — я только что вышла замуж, или занималась сексом с мужем, или закончила съемки в фильме, — я обязательно садилась у окна и смотрела на улицу, и за окном всегда происходит что-то интересное. Но теперь мое окно закрыто тигром. Я как бы раз и навсегда вышла в окно. Я была там, жила здесь и вообще сделала много таких вещей, о которых даже не мечтала, сидя у окна в детстве. Теперь я смотрю на небо, думая о том, как бы полететь.

Быть свободной — значит жить, повинуясь интуиции, не причинять никому боль и не судить людей за их ошибки.

Я всегда хотела прожить несколько жизней.

Как только я перестаю следовать интуиции и начинаю действовать сообразно логике, я тут же попадаю в неприятности.

Когда у тебя шесть детей, ты стараешься никогда не подвергать себя опасности.

Иногда детские вопросы ставят меня в тупик. Они ведь могут спросить: «А почему Шрек и Фиона поженились, а ты все еще нет?»

Мне кажется, что свадьба для детей — это просто красивый четырехъярусный торт.

Жизнь отличается от кино хотя бы тем, что когда женщина лежит на кровати со своим любимым мужчиной, она вовсе не обязательно лежит в идеальной позе, и покрывало не прикрывает ее грудь.

Мне кажется, люди были более сексуально раскрепощены в четвертом веке до нашей эры, и мысли об этом приводят меня в замешательство.

Я работающая мать, и хочу, чтобы моя одежда была красивой, сексуальной и практичной одновременно.

Мне всегда казалось, что стать матерью — это одна из самых страшных, ответственных и отчаянных вещей в мире. Это не татуировка во всю спину.

То, в чем ты хорош, и то, в чем ты хорош по мнению окружающих, — это совершенно разные вещи.

Это же мечта всей моей жизни — сыграть злодея в фильме про Бонда.

Я не собираюсь сниматься в кино бесконечно. Когда-то мне придется стать бабушкой.

В отличие от многих женщин, мне нравится быть беременной. Мне нравится это ощущение, что все твое тело принадлежит не тебе, а ребенку.

Люди такие странные: они говорят мне, что я худая, полагая, что это поднимет мне настроение.

С какого-то момента я поняла, что мне комфортно быть собой — что-то, чего я не чувствовала никогда. И сейчас я могу наконец-то сказать, что моя жизнь так же интересна, как моя работа.

Спросите разных людей о том, что они больше всего хотели сделать, и окажется, что никто этого еще не сделал. Вот что меня расстраивает по‑настоящему.

Мне не хватает времени на то, чтобы понять смысл жизни.

Мне нравится что-то делать, мне нравится быть занятой, и мне нравится отвечать на кучу вопросов. Но я не знаю, в каком количестве фильмов я снялась. Сбилась со счета.

Когда учишь язык, начинай с ругательств. Хорошая брань может помочь тебе лучше любого разговорника.

Драки в кино всегда выглядят красиво, а в жизни — всегда отвратительно.

Зебра — это идеальная добыча, вы не думали об этом? Зебры не могут маскироваться. Они просто стоят посреди саванны, как дурацкие кресла посредине прекрасно оформленного зала, и все в их внешнем виде кричит: «Давай, жри меня, хватай».

Я не умерла молодой, и это уже хорошо.